Сказание о белых камнях

Девятый век стоят пять богатырей в золотых шлемах на высокой горе над Клязьмой. Вид во время разлива.

И снова пять богатырей. Слева — колокольня начала XIX века.

Ободаерия западного фасада. Каменная резьба восстановлена по образцам XII века.

Успенский собор. Аркатурно-колончатый пояс южного фасада. Каменные изображения птичек и зверьков, возможно, были перенесены с первоначального храма Андрея.

Ученые гадают: откуда этот удивительный обломок резного камня — «птица с ликом девы», найденный близ Успенского собора?

Нарядный, опоясанный гирляндами кокошников собор Княгинина монастыря. Рубеж XV — XVI веков.

Дмитриевский собор г. Владимира, 1196 год. Туристы «со всех земель» приходят к нему и вглядываются в загадочные письмена, начертанные на его четырех стенах.

Вариант реконструкции церкви Покрова на Нерли.

Может быть, и царевнин сарафан был когда-то иным. Но не лучше ли вовсе оставить попытки восстановить на бумаге то единое и прекрасное целое, что создал гениальный зодчий-хитрец? Ведь восстановить исчезнувшее гениальное обычный человеческий разум просто не может, воображения у него не хватит.

Ну а кто же был тот гениальный зодчий, тот хитрец?

Многие исследователи задают себе этот бесплодный вопрос и сами же отвечают: «Не знаем».

Жил во Владимире выдающийся, безвременно скончавшийся писатель Сергей Никитин. Он и родился на Владимирщине, в городе Коврове, всего в семи километрах от Любца, и самые поэтичные свои творения посвятил родной стороне. Есть у него такие строки о храма Покрова на Нерли:

«Мне всегда кажется, что создан он без помощи рук, одним лишь вдохновением, равным чародейской силе сказочных волшебников. Есть в нем что-то непостижимое, действующее не на глаз, а на душу, начинающую как-то торжественно, возвышенно и грустно томиться при виде этой белокаменной поэмы древних времен. Увидевший этот храм хоть раз уже не может сказать, что в жизни его не было счастливых минут...»

А что, если попытаться мысленно представить себе облик того зодчего, который подарил людям столько счастливых минут?

Хотелось думать, что он был молод. В нем кипела беспокойная жизненная сила, неуемная жажда созидания. Он был молод! Мастер пожилой больше руководствуется расчетливым рассудком, чем пламенными порывами вдохновения.

Седой мудрый зодчий, неизвестно, из какой страны пришедший, за свою долгую жизнь многое строил, во многих странах. Он воздвигал там, на горе в Боголюбове, а сюда, на устье Нерли, на младшую церковь послал своего ученика, может быть, лучшего ученика.

На Руси в стародавние времена чувство вдохновения, творческий восторг называли молитвой. Просто иного, более подходящего слова не знали. Да, тот молодой зодчий молился. Кому? Богородице ли, Даждь-богу или русалкам-берегиням, что живут на дне омутов нерльских? В такие часы восторгов зарождался в душе зодчего прелестный белокаменный облик церкви, и в такие часы размечал он на своем берестяном чертеже нужные размеры или стоял в раздумье, издали наблюдая за каменщиками, неторопливо клавшими ряд за рядом.

Не так же ли молился Зевсу или Афине-Палладе тот зодчий, что строил Парфенон? И двадцать пять веков спустя славный художник Брюллов, когда созерцал творение древнего грека?

Кем он был, создатель русского Парфенона? Дружинником ли Андрея, монахом, посадским или ремесленником? Не знаем. Но мы можем утверждать одно: он не принадлежал к артели тех иноземных мастеров, какие явились по зову князя Андрея «от немець». Подобно безвестному творцу «Слова о полку Игореве», он был русским, обладал русской сметкой и русской душой.

Не родился ли он в Суздале, или во Владимире, или в не столь дальнем Любце? С детства вдохновляли его лесные дубравы, реки тихоструйные, зори алые, песни печальные крестьянских девушек, кружевное узорочье на дубовых теремах боярских... И перенес он на белые камни ту красоту, что подслушал и подглядел в свои юные годы...

И, как творец «Слова о полку Игореве», он беспредельно любил Русь, убогую и обильную, расчлененную на отдельные княжества, измученную усобицами.

И когда создавали его сердце, его ум, его руки белокаменную царевну, то с надеждой думал он о грядущей Победе своей Родины.

Потомок императоров византийских