Сказание о белых камнях

Каждая стена Владимирского храма выступающими вперед шестью лопатками делилась на пять неравной ширины прясел. Каждая лопатка опиралась внизу на соколиную когтистую лапу, а каждое прясло завершалось под крышей полукружием. Посреди стен протянулся аркатурный пояс — в семь, в шесть, в пять, а то и в четыре свисающие вниз полуколонки. Над аркатур-ным поясом пробежала дорожка поребриков, а еще выше посреди каждого прясла были оставлены высокие и узкие окна.

Совсем мало по стенам белокаменной резьбы.А ведь прежний собор Андрея был богато украшен узорочьем. Так неужели забыли мастера свое тонкое умение доло-тить на камне узоры?

Вряд ли Всеволод ходил смотреть, как возводятся стены собора. Он доверил надзирать за работами епископу Луке, сказав ему, что новый храм своим великолепием должен затмить все, что создавали раньше.

План Успенского собора Андрея (черный контур) и план обстройки его при Всеволоде (заштриховано).

О великолепии, о величии собора Всеволод помянул, но не помянул он о его красоте.

Таков был княжеский, как мы теперь выражаемся, «социальный заказ».

Священнослужители взялись руководить зодчими.

— Пусть стены собора останутся белыми и чистыми, подобно одеждам ангельским, — говорили они.

Когда разбирали проемы в прежнем соборе, многие резные камни лишними оказались, иные из них мастера помещали в стены тыльной стороной вперед, иные камни вовсе повыбрасывали, а иные композиции собирались уберечь, да не сумели, при переносе попортили, и пришлось резьбу совсем сбить.

Такая беда случилась с композицией «Вознесения Александра Македонского» — она погибла. И мы, пытливые изыскатели владимирской старины, с горечью рассматриваем теперь едва заметные неровности на тех трех огромных камнях южной стены собора. Вот все, что осталось от великолепного творения камнесечца.

Такая же участь постигла и четыре камня композиции «Сорок мучеников Севастийских».

Церковная легенда гласит: некогда в Армении, в городе Севастии, было гонение на христиан. Сорок римских солдат перешли в христианскую веру. Солдаты-язычники их обезоружили, связали, привели к берегу озера и потребовали, чтобы они поклонились мраморному богу. Солдаты-христиане отказались. Тогда их загнали в озеро и заставили стоять по пояс в ледяной воде. Один из сорока смалодушничал и поклонился статуе. Но в тот же час один из гонителей перешел добровольно в христианскую веру. Так снова оказалось сорок солдат-христиан, которые и погибли мученической смертью.

И эта композиция была погублена при переносе, и потому строители ее безжалостно сбили. Лишь на одном из камней остались заметны фигурки пятерых людей, стоящих в ряд по пояс в воде среди кудрявых завитков волн.

А композиция «Три отрока в пещи огненной» уцелела. Изображение трех юношей, из коих средний поднял вверх руки, и сейчас можно видеть на северной стене храма. Уцелели от собора Андрея вставленные по стенам кое-где отдельные женские и львиные маски. Да на концы иных аркатурин перенесли мастера Всеволода маленькие резные камни с львиными или женскими масками, с птичками в профиль.

Еще недавно возле собора то тут, то там находили резные камни. И глядят на них ученые да гадают: где, какие стены, какие лестничные башни [Л естн ичные башни — пристройки, каменные или деревянные, через которые князь и его свита попадали на «полати» храма] украшались тем узорочьем?

На ободвериях [К сожалению, в современной научной литературе нет красочного и понятного древнерусского слова «ободверие», очень точно обозначающего украшения вокруг входа в здание; теперь употребляется иностранное слово «портал»] разгулялось бойкое долото Всево-лодовых мастеров. По сторонам входных дверей выросли справа и слева как бы белоствольные березы. То не березы встали, а колонны с резными капителями. Мастера, видно, знали, как долотить податливое дерево и прежнюю свою сноровку на камень перенесли. Так над дверьми с одного ряда колонн к другому перекинулись резные арки из белого камня.

Прежний одноглавый собор Андрея был красив, изящен, строен и точно кружевом украшен многообразным узорочьем.

Собор Всеволода 1185 — 1189 годов тоже красив. Но красота его иная.

Празднично-торжественный, он поражает своим величием.

Великолепен собор, воздвигнутый повелением Всеволода.

«Я — великий князь Владимирский, Суздальский, Ростовский и прочая и прочая... Я и православная церковь, которая мне служит, правлю вами. Смотрите, какое белокаменное великолепие создано по моему повелению» — словно хотел сказать простому народу тот владыка, что лелеял честолюбивый замысел взять под свою руку всю тогдашнюю Русь, тот владыка, чьи воины могли Волгу веслами расплескать.

Девятый век стоят пять богатырей на высокой горе над излучиной Клязьмы — теперь все пятеро в золотых шлемах. Глядят они сверху на лесное бесконечное зеленое море. Где-то вдали по холмам на другой стороне Клязьмы протянулись чуть видимые деревни. Леса уходят в синюю дымку, сливаются с синим небом. Ширь. Красота...