Сказание о директоре Прончатове

Он не ответил, так как испытующе глядел на жену и детей. Что и говорить, он был главой чинного, весьма благопристойного семейства – у каждого на коленях лежала чистая накрахмаленная салфетка, стол был сервирован отлично, посуда была отменной, и Олег Прончатов-третий, с мужской точки зрения, вел себя вполне достойно: на выпады матери и сестры не отвечал. Вообще было интересно наблюдать, как маленький человек, фотографически похожий на тебя, делает непрончатовские движения, говорит непрончатовские слова, а человек, на тебя совсем не похожий, делает все по-твоему. Вот извольте полюбоваться!

Выпив чай со сливками, дочь Татьяна напустила на лицо материнское выражение, аккуратно вытерла каждый палец салфеткой, сложила ее па четыре дольки и чинно устремила на Прончатова его собственные глаза:

– Папа, я хочу выйти из-за стола. Мне надо пойти к девочке, с которой я играю.

Покачиваясь на стройных ножках, грациозная, как дикая коза, Татьяна выбралась из комнаты, оставив в воздухе чинный, протяжный голосок. А вот сын Олег Прончатов-третий, с материнским лицом и глазами, из-за стола поднялся грубо и резко, весь независимый, насупленный, особый, пошел к дверям прончатовской походкой, и левый карман у него оттопыривался – колбаса!

– До свиданьица! – насмешливо попрощался Олег Прончатов-третий.

Ему, конечно, надо было дать укорот за украденную колбасу, поставить на место, но у Олега Олеговича были дела и поважнее – жена его, сама Елена Максимовна, вела себя непонятно, в высшей мере странно и даже загадочно. На мужа она глядела редко, но зато пронзительно, брови у нее сдержанно хмурились, а лоб пересекала думающая морщина. Необычной была она, ох, необычной!

– Так на чем мы остановились вчера? – весело спросил Олег Олегович. – Помнится, что ты говорила о Вишнякове.

– Это ты говорил о Вишнякове, – не подымая глаз от стакана, ответила Елена Максимовна. – Ты вот уже две недели о нем только и говоришь…

– Тю-тю-тю!

Елена Максимовна осторожно поставила стакан, сложила салфетку на четыре дольки и свободно, отдыхающе вздохнула. Свежа она была, здорова и уж до того опрятна, проглажена и простирана, что Прончатов шутливо говорил: «На тебя ни один микроб не сядет: побоится!»

– Ох уж мне этот Вишняков! – поигрывая вилкой туманно сказал Олег Олегович. – Вишняков, он и есть Вишняков!

Помолчав немного, он бросил вилку на край стола, скрестив руки на груди, решительно округлил глаза. Что все-таки происходит с женой? Почему она постно опускает ресницы, отчего напудрилась не рашелью, а какой-то светлой пудрой, отчего, черт возьми, в утренний час нацепила на пышную грудь медальон? И юбку надела короче обычного.

– Елена, а Елена, – вкрадчиво спросил Олег Олегович, – может быть, ты все-таки объяснишь, что произошло?

– Ничего не произошло! – скучным голосом ответила жена. – Просто я встретила на улице жену Мороза, и она меня спросила: «Вы знакомы с племянницей Полякова?» Ну, я…

Не договорив, Елена Максимовна поднялась и подчеркнуто равнодушно принялась бросать в посудную миску вилки, ножи, ложки, чашки. Делала она это ловко, попадала в цель метко, и Олег Олегович поражение поднял брови. «Те-те-те! – подумал он. – Те-те-те, дело-то вот в чем! Батюшки-светы!» Пораженный, Прончатов почесал затылок и уж открыл было рот, чтобы весело расхохотаться, как Елена Максимовна с треском бросила в миску сразу три ложки и приглушенно сказала:

– Всему уж Тагару известно, что в прошлое воскресенье ты был у Поляковых, а во вторник встретил племянницу на почте. – Она передернула плечами. – И уж, конечно, всем давно известно о том, что приезжая красотка помирает от любви к Прончатову…

Олег Олегович ошеломленно молчал. Он машинально сложил салфетку на четыре дольки и медленно положил ее на краешек стола, подумав при этом: «Ох, ты мой родной, единственный Тагар!»

– Елена, – сказал Прончатов, – Елена, какие пустяки…

С новой силой загремели чашки, ложки, Елена Максимовна поднялась, прихватив миску, пошла из столовой на высоких-высоких каблуках, покачиваясь, как семилетняя Татьяна. Она действительно была красивой, стройной, все было, как говорится, при ней, но Прончатову было не до того, чтобы любоваться женой. Он напряженно размышлял.

Да, позавчера он случайно встретил на почте племянницу Полякова, не будучи с ней знакомым, лишь молча и пристально посмотрел на нее, но действительно заметил, что при его появлении женщина переменилась: сделалась выше, значительнее, глаза ее потемнели. Она, видимо, имела сильный характер, но румянец бросился в щеки, пальцы на белых руках заволновались… Все это так, все это было, но при чем тут он, Прончатов!

Олег Олегович поднялся, выйдя в прихожую, достал из шкафа пиджак, вынув из пачки «Казбек» папиросу, направился к дверям, чтобы покурить на крыльце. Он еще и сесть не успел на вкусно пахнущие росой сосновые доски, как в голову толкнулась мысль: «Влюблена, а! Весь Тагар об этом говорит, а!»