Сказание о директоре Прончатове

– Нужно поехать на лебедки, – задумчиво сказал секретарь обкома. – Поговорим с людьми, посмотрим… – Он сказал это так, точно разговаривал с самим собой, отвечал на собственные вопросы. – На рейдах области устанавливаются новые погрузочные краны, значит, проблема увеличения объема погрузки становится всеобщей…

Простота, естественность поведения, несуетность, способность всегда быть выше сиюминутного, преходящего, привычка мыслить крупно – как хорошо все это было в Цукасове! Его мало занимало то, что происходит между Прончатовым, Вишняковым и Цыцарем, но зато чрезвычайно интересовал сам главный инженер Тагарской сплавной конторы. Секретарь обкома исподволь, осторожно наблюдал за Прончатовым, что-то укрупнял в нем, что-то не принимал в расчет, и от этого Олег Олегович поневоле настраивался на естественность поведения, на простоту, несуетность, на крупность. Прончатов и Цукасов знали друг друга давно, десятки раз встречались, сиживали вместе на разных заседаниях и пленумах, но Олегу Олеговичу казалось, что все их прошлые отношения были подготовкой, черновиком к тому, что их будет связывать в дальнейшем.

– Можно поехать на рейд, – согласился Прончатов, – хотя я думаю, что лебедкам не надо придавать слишком большого значения. Эпизод – не более! От нужды изобрели велосипед…

Олег Олегович понимал, что для Цукасова модернизация лебедок не имеет того смысла, который усматривал тут заведующий промышленным отделом, хотя Прончатов еще не разобрался в причинах поведения Цыцаря. Почему он так торжественно и велеречиво поздравил их с победой, что руководило им, если победа Прончатова ему невыгодна?.. На этом месте рассуждения Олег Олегович иронически сощурился: не в пользу Цыцаря было сравнение.

– Надо, надо ехать на рейд! – поддержал Цыцарь предложение секретаря обкома. – Кстати, я давненько не видел Никиту Никитьевича Нехамова.

Олег Олегович опять поймал на себе изучающий взгляд Цукасова, который как бы спрашивал: «Ну, товарищ Прончатов, что для вас сейчас важно, что значительно?» Потом секретарь обкома неторопливо поднялся, но прежде чем подойти к дверям, подошел к карте мира, что висела за спиной Прончатова. Он посмотрел на жирные красные линии, которыми был обделен большой кусок сибирской земли – Тагарская сплавная контора, и прежним, задумчивым голосом сказал:

– Велика, велика! Среднее европейское государство…

Нет, не хотел жить будничными категориями и масштабами Николай Петрович Цукасов; каждым своим словом и поступком уходил от привычного и этим как бы приглашал всех, а Прончатова особенно, посмотреть на дело с иной точки зрения.

– Чего же мы стоим? – вдруг раздался суровый, непреклонный голос. – Надо ехать на рейд!

Эти слова сказал парторг Вишняков, который уже стоял у порога двери и был единственным из четверых, кто не глядел на карту мира.

– Поехали, поехали! – прежним тоном повторил парторг. – Зря время теряем!

XVI

Осмотрев лебедки и пообедав, обкомовское и райкомовское начальство посетило механические мастерские, побывало на верфи, где беседовало с гордостью сплавной конторы Никитой Нехамовым, а после всего этого обкомовское и райкомовское начальство пошло совещаться в поселковую гостиницу. Прончатов же вернулся в контору, где разобрал вторую почту, прочел международный отдел в «Правде», принял двух служащих, поговорил по телефону с районной нефтебазой и уж было хотел вызвать облнефтесбыт, чтобы в пух и в прах поругаться с управляющим, как увидел в окно жену Елену Максимовну.

Жена направлялась прямехонько в контору, и Олег Олегович понял, что значил один из телефонных звонков, на который ответила только секретарша Людмила Яковлевна, – это Елена Максимовна, находящаяся в заговоре с Людмилой Яковлевной, выясняла обстановку. В телефонных разговорах они Прончатова называли «он», интимно понижали голос – в общем, всячески секретничали, хотя Олег Олегович обо всем знал.

Глядя в окно, Прончатов улыбался: Елена редко заходила в контору, еще реже старалась быть женой ответственного работника, и, значит, у нее были серьезные причины для того, чтобы нести голову так высоко, надеть модное платье и туфли на высоком каблуке.

Потом Прончатов начал глядеть на жену мужскими, оценивающими глазами – красивая, значительная, заметная женщина. Она чуточку располнела, это правда, но зато располнели и бедра, став совсем крутыми; ей было тридцать четыре года, это тоже правда, но зато только у зрелой женщины могла быть такая уверенная осанка, таким недоступным лицо. Красавица, черт побери, завидно здоровая и величественная женщина шла по тротуару, и носила она фамилию Прончатова. «Ах ты, Ленка, Леночка, Ленок!» – подумал Олег Олегович и поднялся, чтобы встретить жену в приемной.

– Добрый день, Елена! – первым сказал Прончатов и, взяв жену за локоть, провел в кабинет. Не отпуская руку Елены Максимовны, он усадил ее в кресло, а сам устроился напротив и внимательно заглянул в лицо: – Что случилось?

Она помолчала мгновение, потом сказала тихо:

– Я беспокоюсь, Олег! Зная, как это для тебя важно, я очень беспокоюсь!