Когда Тиодольф вернулся к своим родичам, бившимся с врагами, поднялся громкий рёв голосов, ведь многие считали, что он мёртв. Воины собрались вокруг него и кричали, от всего сердца радуясь возвращению товарища. Старик, возражавший Тиодольфу (а звали его Йорундом из рода Вольфингов), подошёл к нему с кольчугой, и князь надел её, даже не заметив этого. Всем своим сердцем он был уже в битве с римлянами, внимательно наблюдая за тем, что они делают. Князь подметил, что они отходят в правильном порядке, как если бы их превзошли числом, но не опрокинули. Он собрал своих людей вместе и заново построил их, так как во время сражения и погони ряды готов смешались. Теперь готы встали уже не клином, а в ряд, где по трое, где по пятеро человек в глубину или даже больше, ведь противник был совсем близко, и готы превосходили его числом, к тому же римляне уже устали. Князь, да и все войны считали лёгким делом окончательно разбить врага, а затем ринуться к бражному залу Вольфингов и напасть на тех, кто остался там, очистив его от чужаков. Однако Тиодольф опасался, что к римлянам может подоспеть помощь от второй половины их войска, ведь с тыла им ничего не угрожало, и они могли выслать большое число людей на подмогу товарищам. Впрочем, мысль ускользала от Тиодольфа с тех пор, как он вновь надел кольчугу. Земля словно колебалась у него под ногами, и он ходил будто бы во сне. Тиодольф смотрел по сторонам, но всё было не так, как раньше, когда во время битвы он не видел ничего, кроме врага, и не надеялся ни на что, кроме победы. Теперь ему казалось, что рядом с ним Солнце Леса. Она не мешала ему, наоборот, словно бы его собственное желание привело её сюда, и он сам не позволял ей уйти. Временами ему казалось, что её красоту он видит яснее, чем воинов вокруг, и действительно, его глаза будто бы затуманил сон. Он чувствовал себя как человек, который засыпает, ещё пытаясь сделать что-то, что пора оставить. Сон сгущался вокруг него, и враг менялся на глазах. Тиодольфу уже казалось, что это не суровые смуглые гладколицые воины со стальными щитами и в железных шлемах с гребнями, а крупноголовые человечки маленького роста с длинной бородой, тёмным лицом и жутким скрюченным телом. Он смотрел вперёд и какое-то время ничего не видел, а голова его кружилась, словно ему нанесли сильный удар.
Готы немного замедлились и смутились: Тиодольф не летел на врага, словно сокол на добычу, как раньше. Римляне же остановились и снова развернулись лицом к противнику. Теперь они стояли выше, там, где склон поднимался к жилищу Вольфингов. Сердца их приободрились, ведь враги видели, что готы медлят с атакой, а солнце уже опускалось, и близился вечер.
Наконец, Тиодольф повёл войско вперёд, держа высоко в правой руке Плуг Толпы; правда, левую руку он протянул в сторону, словно вёл кого-то. Шагая, он бормотал: «Когда эти ненавистные сыны нижнего мира освободят нам путь, чтобы мы могли остаться наедине и насладиться друг другом посреди цветов и солнца?»
Но только два войска сблизились, как снова раздался гул далёких труб, и готы поняли, что это второй отряд римлян пришёл на помощь товарищам. Враги закричали от радости, а готы, не в состоянии больше сдерживать свой пыл, яростно ринулись в атаку. Тиодольф к этому времени уже настолько был опутан сном, что скорее сам шёл вместе со своими людьми, чем вёл их. Он всё ещё держал Плуг Толпы в правой руке и на ходу бормотал себе в бороду: «Бейте спереди, бейте сзади, бейте справа, но никогда не бейте слева!»
Войска столкнулись. Как и раньше, ни готы не могли отбросить римлян, ни римляне не могли заставить готов бежать. Многие из воинов Марки волновались и беспокоились. Они знали, что вражеская подмога уже недалеко, они слышали, как ближе и радостнее трубили трубы. Наконец, когда готы уже устали от сражения, звуки труб прозвучали так громко, как если бы они пели в ушах сражавшихся. Раздался топот бегущих пехотинцев, и готы поняли, что на них сейчас обрушится свежее войско. Тогда те римляне, перед которыми не было в тот момент врага, подались направо и налево, и свежие воины пробежали между ними, напав на воинов Марки, влившись в сражение, как речная вода выливается через открытый шлюз плотины. Они шли правильным строем, не ломая ряды, но быстро, и теснили готов, прорвавшись сквозь их строй и погнав их по склонам холмов.
Всё же воины готов сражались отважно. Они вновь и вновь останавливались, обращаясь лицом к врагу отрядами по двадцать, сорок или двести человек. Хотя многие были убиты, но перед этим они сами убили или ранили римлянина, а были и такие, самые старые из готов, что сражались, словно они и несколько человек вокруг – это всё, что осталось от войска. Они не замечали, как другие отступали, как римляне обходили их, отрезая от родичей, и продолжали сражаться до тех пор, пока не падали под многочисленными ударами врага.
И всё же строй готов был разбит. Многие погибли, а оставшиеся в живых были вынуждены податься назад. Казалось, их вот-вот загонят в реку, и тогда всё будет потеряно.