Сказание о Доме Вольфингов

– Сейчас будет лучше всего послать славных воинов, искусно владеющих оружием и хорошо знающих Серебряную долину, от дома к дому, чтобы они искали врагов, которые могут притаиться.

Старейшина добродушно и грустно взглянул на него и произнёс:

– Родич мой Камнеликий, сын мой Ликородный, основное бремя сражения уже спало с наших плеч, и я всего лишь простой воин в вашем отряде, а потому прошу вас: позвольте мне уйти, я хотел бы посмотреть на нашу бедную сестру и утешить её.

Ему позволили. Старейшина вложил меч в ножны и пошёл сквозь толпу вместе с двумя воинами Вола в сторону южной дороги, так как Наречённую отнесли к дому на углу рыночной площади.

Божественноликий смотрел, как уходит его отец, и ему вспомнились прошедшие дни, и горе волной подкатило к его сердцу, когда он подумал, что Наречённая лежит бледная, истекающая кровью, почти умирающая. Юноша закрыл лицо руками и заплакал как безутешное дитя. Он не стыдился тех, кто стоял рядом. Все они были добрыми людьми, его горе никого не стесняло, и никто не дивился ему, ведь и в их собственных сердцах жила любовь к Наречённой, и многие из них плакали, как и Божественноликий. Лучезарная стояла рядом, смотря на своего жениха. Она много думала о Наречённой, ей было жаль девушку, но слёзы не желали выступать на её глазах. Искоса поглядывая на Могучеродного, она дрожала, но голос её был громким и твёрдым, когда она произнесла:

– Нам следует обыскать дома и найти затаившихся там врагов, иначе жертв будет больше. Пусть Лесная Погибель сей же час поведёт отряд от дома к дому.

Воин Волка по имени Жёсткая Хватка сказал:

– Лесная Погибель пал между холмом и домами.

Божественноликий произнёс:

– Тогда пусть это будет Лесомудрый.

Но Лучница возразила:

– Лесомудрому рассёк ногу раненый враг, и он всё ещё не может ходить.

Тогда Божественноликий спросил:

– А близко ли Ворон Быстрая Стрела?

– Да, я здесь, – отозвался высокий воин пятидесяти лет, выходя из рядов сынов Волка.

Могучеродный сказал:

– Родич Ворон, возьми пятьдесят дюжих воинов, только не слишком горячих, и обыщи каждый дом вокруг рыночной площади. Если где-то вы встретите сильное сопротивление, пошлите весть об этом к Чертогу Совета – мы будем там и вышлем тебе помощь. Убей каждого врага, которого найдёшь, а если в домах тебе встретятся бедные сжавшиеся запуганные люди, утешь их сердца как сможешь и скажи, что отныне к ним вернётся жизнь.

Ворон пошёл собирать отряд и вскоре уже отправился выполнять поручение.

Глава XLVII. Воины Дола занимают Чертог Совета

В воздухе ещё витал шум сражения, доносившийся с северного края рыночной площади. Божественноликий решил, что это невольники взяли в руки оружие и теперь убивали своих хозяев.

Он поднял голову, положил руку на плечо Могучеродного и громко произнёс:

– Родичи! Пусть наш брат поставит знамёна в зал народного собрания сынов Волка, а всё войско выстроится пред этим залом и стоит там, пока к нему не присоединятся те, кто преследует врага. Я так понимаю, что их теперь стало много, даже больше, чем наших родов.

Могучеродный по-дружески посмотрел на него и молвил:

– Ты верно говоришь, брат. Пусть так и будет!

Он поднял меч, а Божественноликий громко прокричал:

– Знамёна, вперёд! Трубите, рога! Вперёд с победой!

Войско сомкнуло ряды и стройным порядком двинулось вперёд. Старик Камнеликий взял Лучезарную за руку и повёл её позади Могучеродного и военного вождя. Когда же все подошли к залу, то увидели, что широкая двойная лестница без перил и площадка были заполнены смуглолицыми. Их было столько, сколько могло уместиться там, и все они, завывая по-псиному и треща без умолку, словно обезьяны, выпускали стрелу за стрелой в воинов Дола. Из окон зала также летели стрелы и метательные копья. Даже на самой крыше человек двадцать смуглолицых оседлали конёк и кривлялись, словно тролли из древних легенд.

Увидев противника, воины ненадолго остановились и прикрылись щитами. Но затем вожди вышли пред войском, и Могучеродный молвил речь. Его лицо было бледным и напряжённым, ведь теперь у него было время подумать о Наречённой, и о яростном гневе, и о непреодолимой грусти, что заполнили его душу. Потому молвил он так:

– Братья, это моё дело, и я сам с ним разберусь. Я вижу пред собой лестницу, что ведёт в зал народных собраний моего народа, туда, где я бы хотел воссесть, туда, где восседали мои предки, когда в этой долине был мир, такой же, каким он будет завтра. И я взойду по этим ступеням, и никто не сдержит меня. Пусть ни один из воинов не следует за мной, пока я не войду в зал, разве только я упаду по дороге замертво. Стойте же и смотрите!

– Нет! – воскликнул Божественноликий. – Это дело военного вождя. Здесь две лестницы: взойди по южной, а я взойду по северной и встретимся на ровном камне на их вершине.

Тут заговорил Ликородный:

– Военный вождь, позволь и мне молвить?

– Говори, брат, – сказал Божественноликий.