Сказание о двух братьях и неведомой Руси

В этот момент они снова стояли на ногах и наносили по очереди одиночные удары. Олегу с трудом давалось блокировать меч Радомира, и всё чаще он скидывал отводными движениями удары противника. Оба тяжело дышали, но Олег ощутимо сдавал, опираясь на меч после каждой отбитой атаки. Кисти и предплечья предательски немели – Олег смотрел на них, приказывая им взглядом поднять меч и защищаться. Он медленно отступал в направлении воеводы, надеясь, что тот остановит бой и присудит обоим победу. Всё было тщетно. Чувство приближающегося поражения стало захватывать его всё более и более, и он уже ничего не мог поделать с этим наваждением. Лицо Радомира, неизменно наступавшего с мечом, превратилось в маску ужаса, против которого протестовало сознание, пытаясь преодолеть страх порицания и стыда. Олег из последних сил поднимал свой меч, стараясь дотянуться до этой маски, разрубить её пополам, лишить противного оскала, – всё было тщетно.

«Может убежать от неё, кинуть в неё меч и сдаться?» – пронеслось в голове Олега, когда маска ужаса разрослась до исполинских размеров, издала оглушительный гром и плеснула молнией. И тогда его накрыла темнота и через неё где-то там далеко он слышал приглушённые звуки едкого, самодовольного хохота и шум улюлюкавшей, свистящей толпы.

Олег пропустил сильнейший удар по голове и теперь, сражённый навзничь, лежал на земле посреди заветной площади Детинца.

– Я тебя ещё достану, обязательно достану! – повторял он, блуждая по ту сторону сознания, из тьмы лабиринта которого ему не удавалось выбраться.

Глава 3. Тяжелая правда

Ветер носился вокруг берёзы, колыхая повисшие ветви, будто стараясь оторвать и забрать их с собой. Олег оцепенело смотрел на берёзу, созерцая её трепещущие ветви и разлетающиеся листья. Он вяло пытался решить для себя, заодно ли он с ветром, чтобы оторвать ветви с листьями и унести эту красоту куда-то далеко-далеко. В душе Олега поселилось уныние и отчаяние.

– Я проиграл, – повторял он про себя. – Я утратил то, к чему шёл последние годы, потерпел позорное поражение Радомиру на виду всего Снежинграда. Как теперь смотреть людям в глаза, как пробиваться в дружину?

Олег сидел в одиночестве на крыльце избы, откуда открывался вид на городской амбар и протекающую впереди реку. Он был благодарен матери и брату, старавшихся не досаждать лишним вниманием, и поэтому битый час беседовал сам с собой, советовался с берёзой и ветром – единственными желанными гостями в этот день.

Он перебирал слова, сказанные после состязания матерью, дядей Аскольдом и многими другими знакомыми, стремившимися поддержать Олега. Все восторгались его упорством и отмечали ожесточённость схватки, которая никого не оставила равнодушным. Больнее всего было вспоминать о том, как он уходил с площади под мерзкий гогот Радомира и его друганов, которые ещё долго не могли успокоиться. Один, особенно наглый паренёк, подлетел к Олегу и, тыча ему в грудь, прокричал:

– Что, получил, ха-ха-ха!

Дядя Аскольд так грозно посмотрел на него, что тот поспешил отбежать, чем вызвал уже в свой адрес новую порцию смеха и улюлюкания у Радомира и его приспешников.

– Это ничего, – сказал дядя Аскольд. – Всегда находятся петрушки, ничего не смыслящие и готовые танцевать под чужую дудку. На своих двоих таким стоять не суждено. Не обращай внимания.

Олег криво усмехнулся, но ничего не ответил, так как было слишком тяжело.

«Всё не то и не так! Как же досадно», – корил себя сейчас Олег, понимая, что его подвело чутьё и осторожность в бою, которые обычно были его сильными качествами. А здесь он так слепо и глупо ринулся на Радомира вместо того, чтобы присмотреться к нему и спокойно поискать слабые стороны.

– Ты провёл меня, Радомир! – и он в сердцах пнул меч, лежавший рядом на крыльце.

Внезапно налетевший порыв ветра заставил его зажмуриться. Зашелестели ветки берёзы, и ветер устремился дальше, волновать безбрежные просторы заливных лугов. На миг Олегу показалось, что он способен проникнуть в таинство шёпота и тех тайн, которыми берёза самозабвенно делилась с ветром. Он открыл глаза, перевёл взгляд с дерева на небо, и его охватило непреодолимое желание податься в бескрайние дали и оставить позади досаду и поражение. Олег встал и побежал, стремясь незамеченным миновать дома и людей. Оказавшись за сторожевыми воротами и окружающим город земляным валом, он рванул во всю прыть своих ног, удаляясь к вершине близлежащего пологого холма.

Олег бежал долго, прикрыв глаза, радуясь бешенному пульсу в теле, вбирая полной грудью воздух и стараясь выбросить все мысли из головы. Прибавляя скорость на спуске с одного из холмов, он забывался в попытках пролететь как можно дальше. С силой отталкиваясь одной ногой, он стремился как можно резче оттолкнуться другой и уйти в вожделенный прыжок. Довольный ощущениями, он кричал:

– Ааа…а, хорошо! Лечу! Свобода!