Читаем Сказание о граде Ново-Китеже полностью

Сказание о граде Ново-Китеже

Слово упало в тишину тяжело, как тяжел был и сам металл. Мичман осторожно, почтительно взял с ладони капитана самородок и понюхал его, будто у благородного металла должен быть свой, особый запах.

– Платина! – с уважением повторил он. – Это же кошмар!

– Крупные самородки старатели зовут шарашками, а крупу помельче – блошками, – передвигал капитан по ладони зерна платины. – И я голову даю на отсечение, что это та самая платина, о которой я вам рассказывал, Виктор Дмитриевич. Та, что братчики через границу несут. Такая же обработанная, скатанная, аллювиальная.

В окно вдруг постучали, и невнятный голос крикнул что-то с улицы. На дворе залаял Женька.

– Кто это? – насторожился капитан.

– Обхожие стрельцы приказ дают гасить печи и огни, от пожару. – Истома задул чадик. – Да и поздно уже. Скоро первые кочета запоют.

– Выйдем во двор. Поговорить надо, – сказал Ратных.

2

На дворе навстречу им обрадованно бросился Женька. Над Ново-Китежем висела зеленая луна. Скупо тлели в городских избах лучины и чадики и гасли один за другим. Только в Детинце не гасли окна. Немую тишину всколыхнул вдруг жалобный, отчаянный крик. Грабят кого-нибудь или убивают? Но никто не откликнулся на призыв о помощи, не щелкнула ни одна щеколда. Только стрельцы на стенах Детинца начали протяжную перекличку, возглашая славу русским городам.

– Сла-авен!.. – кричал невидимый в ночи стрелец, постукивая древком бердыша в бревенчатый настил стены. – Славен город Вязьма!

Крик замер где-то далеко в тайге. И тотчас закричали другие голоса:

– Славен город Тула!.. Славен город Рязань!..

– Триста лет в памяти названия городов хранят, – тихо сказал Ратных

– Да, триста лет, – так же тихо откликнулся Косаговский. – Изучаем галактику, на подводных лодках плаваем, на самолетах летаем, Сережка на Марс собирается лететь, а здесь жизнь остановилась на древнем веке. Здесь часы истории пошли назад, вернулось далекое прошлое и стало настоящим. А выберемся ли мы отсюда, из этой могилы?

– Верно говоришь, брат. Могила, – тоже тихо, печально заговорил Истома. – Запсовели, заматерели мы здесь в преданьях древних да уставах старинных. Тайга стеной нас обступила, стережет нас Прорва смрадная, отпевают нас волчьи песни, и леший через плетень смотрит. Истинно могила!

Капитан спокойно почесывал за ушами замершегоотсчастья Женьки. Вдруг он резко оттолкнул собаку.

– Побольше бодрости и уверенности, Виктор Дмитриевич, поменьше безнадежности! – недовольно и строго сказал Ратных. – Платина мне глаза открыла. Платина та самая, приметная. Значит, мы в Советском Союзе. Это главное! Значит, под ногами у нас наша, советская земля, и власть наша, и народ наш. Должны мы его вывести из этого векового плена. А с народом и мы выйдем

– Я и говорю! – весело согласился Птуха

– Ниточка есть, должен быть и узелок! Платину здесь начали добывать и выносить в мир, по моим подсчетам, в конце тридцать восьмого, а вернее, в начале тридцать девятого года. Два года этим занимаются. А мы наблюдаем случаи переноса платины через границу тоже два года. Вот и связаны два конца, и получился узелок! Это еще не все. Мичман, у вас, кажется, спичких остались?

Капитан вытащил из кармана гимнастерки окурок и поднес его к зажженной спичке. Все увидели золотое клеймо «Бр. Лапины. Харбин».

– Откуда это у вас? – заволновался Косаговский.

– В алтаре древней таежной церкви нашел. Близ нее стрельцы меня схватили. Как видите, следочек не обрывается, а дальше идет. В Харбин след идет! А кто из Харбина сюда ходит? Платину мы на убитых братчиках находили. Люди майора Иосси сюда приходят, вот кто.

– Тю! Это, значит, мы здесь на взрывчатке будем сидеть! – сказал с беспокойством мичман. – Узнают братчики, что мы здесь, и вдребезги нас'

– Опасность большая, – серьезно ответил капитан. II вдруг глаза его блеснули под луной. – А разве мы здесь одни? С нами Будимир Повала, Алекса Кудреванко, Пуд Волкорез, весь народ посадский! И прямой опасности пока что нет, потому что и братчиков сейчас нет в Ново-Китеже.

– Братчиков нет в городе! – уверенно сказал Косаговский. – Помните, Степан Васильевич, после нашего допроса в Детинце Нимфодора сказала посаднику, что, мол, не они будут решать, как с нами поступить. Кто-то другой это будет решать. Вы понимаете, конечно, о чем я говорю.

– Очень хорошо понимаю! Есть в Ново-Китеже кто-то, кому послушно подчиняются и самодержавная старица, и посадник, и вся Верхняя Дума. А разгадка всему этому там! – показал капитан на Детинец, на негаснущие окна терема. – И тайна Прорвы там. Есть у старицы карта прорвенских троп.

Словно услышав капитана, терем откликнулся негромким, тягучим хоровым пением. Печальный напев плыл в воздухе, как ладан.

– Нимфодора с монашками молится, вечерню поют, – тихо, со страхом проговорил Истома.