Сказание о Громушкиных

Патлатый Леха не приехал, прислал телеграмму – не вырваться, прилечу к вам в Израиль. Живет в Штатах, печатается, переводят его на разные языки. Да еще к тому же выпускает сборники современной русской поэзии. И спонсоры нашлись, короче, в порядке мужик. Женился, говорили, на американке, купили под Вашингтоном шикарный дом. Ну… а у кого новая жизнь не заладилась, так и маются по своим котельным. Те на свадьбу и не пришли, и Марина очень расстроилась: "Стесняются, дураки, что фраков не нажили. Я для них специальную вечеринку устрою. Согласен, Витя?"

А Витя со всем согласен, что молодая жена ни предложи. Смотрит влюбленными глазами. Первая брачная ночь у них уже две недели назад была, и он сто раз сказал себе, что повезло ему, дураку, не женился на молоденькой, которая или уж блядь блядью, или в постели ничего не умеет. А Маринка… Да что говорить!

Вечеринку для ребят, кто при новых порядках в люди не вышел, устроили в квартире Виктора. Выпили, повспоминали. Попели под гитару Окуджаву, Галича, Высоцкого. Поругали, как в старые времена, власть. Витек слегка заскучал, подавил зевок. Хотелось поскорей остаться вдвоем с Мариной. А та – как рыба в воде, везде своя… И Витек опять подумал, до чего ж ему повезло с женой.

VII

Улетели старшие Гурвичи, обещали к приезду молодых снять для них квартиру, все подготовить, разведать, где лучше зятю букинистический магазин открыть. Барахла особого с собой не тащили – деньги есть, а как перевести их в Израиль – это уж старый Гурвич знает и умеет. Вот и книжек Витиных вывезли много, чтобы молодым потом легче было. Хотя и у отца-Громушкина на таможне тоже связи, но Гурвич в этом отношении – ас.

Молодые не спеша собирались. Витек поменял паспорт, стал Виктором Тимофеевичем Гурвичем… Юлька говорит – смешно, да кто там на Западе смотрит на отчество?

У Витька с женой состоялся серьезный разговор – он открыл ей свой секрет про Машину, что стоит в гараже. Мать посоветовала: от жены тайн быть не должно, а то как уедешь сюда этими своими делами заниматься, мало ли – задержался, а она подумает – девку завел. И вообще, жене врать не положено. Мы с отцом – никогда…

Марина слушала, не шелохнувшись, как завороженная.

– Ну, – говорит, – обалдеть! Прямо научная фантастика, братья Стругацкие! Даже не верится… Только я давно чувствовала, есть у тебя какая-то тайна. Необыкновенная. Не спрашивала, считала: сочтешь нужным, сам скажешь. Ты же в мои дела не лез, вот и я… Только, если теперь ты отправишься… туда, в глубину веков, буду волноваться – а вдруг что не сработает и застрянешь где-нибудь среди дикарей. Вот как, например, ты можешь быть уверен, что пока отлучаешься по своим делам, а Машину оставляешь в лесу, ее не утащат местные. Или сломают. Что тогда?

Об этом Витек и сам не раз думал. Сперва все семейство считало, что поляна, куда их приносит Машина, – уж в такой глуши, что там, как говорят, не ступала нога человека. Но потом старший Громушкин столкнулся с мужиком, которому потребовалась "чугунка", потом Витек обнаружил деревню с церковью, которую посетил. А еще – село, куда ходили на базар Валентина Павловна с дочкой. Старший Громушкин тогда и врезал в дверь такой замок, который и сегодняшним-то ворам не открыть, а что взять с диких крестьян? И все же… Стали, уходя, маскировать Машину, забрасывать ветками, еловыми лапами. А еще позже Витек однажды захватил с собой лопату и обкопал Машину по периметру, отчего она слегка осела, стала казаться ниже. Очень-то зарывать нельзя – дверь не откроешь. Казалось бы, что могли, сделали. А все же, отправляясь надолго в Петербург за книгами, Виктор на обратном пути всегда волновался, выходя на свою поляну. А вдруг да нет Машины? Что тогда?

Бог уберег. Обходилось.

Все это он изложил жене, смягчив краски – мол, никому не под силу утащить такую штуку, тут подъемный кран нужен… ну и так далее. Марина покачала головой, но ничего больше не сказала.

А Витек смеется:

– До сих пор судьба берегла, будем надеяться, и дальше повезет. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Он чуть не каждый день катался теперь на дачу, а оттуда – куда заранее наметит. Как-то вдруг сестра пристала прямо с ножом к горлу:

– Вить, а Вить! Как бы так сделать, чтобы попасть в тридцать третий год?

– В 1933-й? Зачем тебе?

– Да не понимаешь ты! Не в тысяча девятьсот, а в тридцать третий. От Рождества Христова.

– Зачем?! Чего я там забыл?

– Ты – ничего. А мне надо. Хочу посмотреть, как все там было. Вот родители в Бога не верят и нас так воспитали. Мама, правда, последнее время стала в церковь ходить… Но ведь, если мы там окажемся, мы же все увидим – и Христа, если он был, и Иуду, и Понтия Пилата… Узнаем, как все – на самом деле! На Голгофу взойдем…

– Очнись, Громушкина, то бишь Воскресенская! Охренела? С брюхом ей – на Голгофу! А главное, как же это мы попадем с нашей дачи в Иерусалим? Забыла, что Машина в пространстве не перемещается, только во времени. И возвращается туда, откуда отправилась…

– Нет, ты погоди! – сестра не отстает. – Это важнейшее дело! Поедете в Израиль, возьмите ее с собой, и уж там…