Сказание о Йосте Берлинге

– Значит, все счастье должно достаться вам! – в отчаянии крикнула она и с трудом потрясла в воздухе кулаком. – Все счастье – вам! Нет уж, Экебю достанется кавалерам, пусть получат, что заслужили. И муж с женой пусть погибают! Ведь я же ведьма, колдунья, я вас направила на путь зла и предательства. Ты примешь от меня Экебю, и Экебю погубит тебя. Потому что ты слаб, Йоста. Ты дашь свободу жене и отправишь ее домой, и тогда ничто тебя не спасет. И твое имя после смерти будут проклинать так же, как благодаря вам проклинают мое. Маргарету Сельсинг будут вспоминать как ведьму и прелюбодейку. Тебя будут вспоминать как расточителя и кровососа!

Она бессильно опустилась на подушки и замолчала. И в наступившей тишине послышались тяжелые, торжественные удары кузнечного молота.

– Слушайте! – торжественно сказал Йоста. – Вот так и будут вспоминать Маргарету Сельсинг. Выходки вечно пьяных кавалеров забудутся, а эта музыка будет звучать вечно. Она будет звучать вечно, эта музыка, – победный гимн, неумолчная ода в честь неутомимой труженицы. Вы слышите, майорша, о чем поет молот? Спа-си-бо! – благодарит он. Спасибо за хорошую работу, спасибо за хлеб, что ты давала бедным, спасибо за проложенные дороги, за построенные дома! Спасибо за радость, которая жила в твоем доме! И память о тебе будет жить вечно, и дом твой всегда будет приютом тружеников и подвижников. Спи с миром и не суди строго тех, кто оступился. Тебя ждет царство мира и покоя, так благослови тех, кому еще предстоит этот путь.

Йоста замолчал, но молот продолжал петь. Все похвалы, все восторги, даже преклонение, которые достались в свое время майорше, вновь ожили в этой мощной оде. И постепенно маска гнева и обиды сошла с ее лица, то ли лихорадочный, то ли гневный румянец сменился восковой бледностью. Все поняли, что смерть уже развернула над ней свой плащ.

Вошла дочь пастора – приехал нотариус. Майорша слабо пошевелила пальцами – отпусти его. Никакого завещания не будет.

– О, Йоста Берлинг, Йоста Берлинг, как много тебе дано… – прошептала она. – И ты опять победил. Встань на колени, я хочу благословить тебя…

Она закашлялась и захрипела. Тело ее сотрясалось от страданий, но душа ничего про это не знала. Она уже парила в небесах.

Через час короткая борьба со смертью закончилась. Она вытянулась на постели, и лицо ее стало таким спокойным и прекрасным, что все замерли в глубоком душевном волнении.

– Дорогая наша майорша, – сказал Йоста Берлинг, сдерживая слезы. – Вот это и есть твое лицо. Маргарета Сельсинг вернулась после долгого отсутствия. И никогда больше она не уступит место майорше.

* * *

Кавалеры вернулись из кузницы, и их встретили печальным известием – майорша умерла.

– А молот она успела услышать? – только и спросили они.

– Успела, – коротко ответил Йоста, и они удовлетворенно кивнули.

А когда узнали, что майорша хотела оставить им Экебю, но не успела составить завещание, гордости их не было предела. И никто никогда не слышал от них слов сожаления о не доставшемся им богатстве.

Еще рассказывают, что в этот рождественский день Йоста Берлинг держал свою последнюю речь. Рядом с ним стояла его молодая жена. Им было очень грустно, что кавалерам придется покинуть Экебю. Что их ждет? Одинокая старость и болезни. Где они будут жить? Кавалеру, вынужденному снимать угол на крестьянском хуторе, не позавидуешь. Их ждет постепенное угасание. Прощайте, друзья, прощайте, веселые пиры и развлечения!

И он говорил для них, беззаботных, закаленных невероятными превратностями судьбы и все же сохранивших дух молодости и бескорыстной дружбы. Он называл их греческими богами и рыцарями, сошедшими с пьедесталов, чтобы взрастить радость и веселье в железной стране и в железный век. И сожалел, что даже в райском саду, где порхают бабочки счастья, никуда не деться от гусениц, пожирающих плоды.

Он знал, как никто, как важна радость для детей человеческих. Но он знал и другое – как трудно сочетать веселье и доброту. Нет задачи легче и нет задачи труднее, сказал он. Но твердо верит: прошедший год, год нужды, радости, счастья и разочарований, многому нас научил.

* * *

Ах, дорогие мои господа кавалеры, и у меня тяжело на душе в эту минуту. Грустно подумать – это наша последняя ночь вместе. Я уже не услышу вашего смеха и задорных песен. Настала пора разлуки и с вами, и со всеми веселыми людьми, жившими когда-то на несказанно красивых берегах озера Лёвен.

О, старые мои друзья! Вы одарили меня бесценными дарами. Вы скрасили мое уединение, вы дали мне понять, как переменчива жизнь на этой земле, как отчаяние сменяется радостью и радость отчаянием. Как герои Рагнарёка, последней битвы богов, сражались вы на берегах озера моего детства. Но чем могу я отблагодарить вас?

Может быть, вас порадует, что ваши имена все еще живы в стенах дорогих вам поместий? Еще стоят и Борг, и Бьорне, и Экебю в великолепном окружении порогов, парков и улыбчивых лесных полян, а если выйти на террасу и прислушаться, можно услышать совсем рядом пчелиное жужжание старых легенд и былей.