Сказание о Луноходе

– Иди, иди ко мне, лань моя! – целуя Наталочку, приговаривал Вожатый.

С большим трудом Вожатый упросил Святую Татьяну временно принять шефство над школами и воспитательными домами.

– А командующего искать буду, устаю один. Сын еще не укрепился, а то бы его!

22

Несколько месяцев назад Любимая Сестра сделалась большим ценителем искусств. Не было музея, где бы она ни побывала, ни пересмотрела экспозиции, ни перерыла художественные запасники. Любуясь замечательными портретами, чудными натюрмортами, безмятежными пейзажами, она поняла, или скорее почувствовала, как эти художественные шедевры благотворно влияют на человека. Польза от них получалась поистине удивительная. Святая Татьяна заметила это по настроению, которое после счастливых часов, проведенных наедине с картинами, делалось у нее приподнятым и восторженным на целый день. И чем больше она посвящала себя искусству, тем легче становилось у нее на душе. Через месяц перестало щемить сердце, прекратились позывы в уборную и тошнотворная изжога, которая, как когтистая жаба, царапала желудок, – отпустила, а дальше Сестра заметила, что не только она, целительница, может своими благостными ладонями унять головную боль или нытье суставов, но и, как ни странно, эти бессловесные полотна в золоченых рамах, особенно если их расположить почаще, делали то же самое. С этого дня началось ее новое чудодейство. Лечение картинами стало ее главным общественным занятием. Теперь кроме двух грузовиков с автоматчиками за «Чайкой» Святой Татьяны обязательно пылил грузовик с картинами и автобус с музейным персоналом. Картины расставляли или развешивали в помещении, куда бы ни приходила Любимая Сестра, и пространство это сразу начинало работать, оживало, наполняясь восхищеньем и радостью! В восторженной тишине комнат картины словно разговаривали с присутствующими, от них точно исходило ангельское пение и делалось так хорошо, что тишина не давила, как обычно, не высасывала, а расслабляла.

– Прав Брат, что борется за тишину, ох, прав! – крестилась Любимая Сестра.

23

Обезличивание общества – вот главная тема иностранных газет: «Безликое, бессловесное общество биомеханизмов!».

– Врут! – отмахивался Вожатый. – Нельзя им верить! Любое полноценное общество обязательно будет единым, цельным, как кулак, здоровым организмом, без вредных мыслей, лишних эмоций, без зависти, без фальши. У нас все сознательное население трудится во благо страны! – рассадив вокруг себя журналистов, объяснял Он. – Разве такое общество можно назвать безликим? Эти зачумленные иностранцы давно не заглядывали на рабочие стадионы, они битком забиты, а туда никого палкой не гонят. А слайдозалы – два-три свободных места, и то раз на раз не приходится! На последних рядах влюбленные целуются, это, по-вашему, бессловесные биоорганизмы?! Показатель нравственных расстройств? Все врут, сволочи!

Вожатый так ненавидел иностранщину, недобитых врагов, что не мог без ожесточения говорить о загранице.

– Да, мы не размениваемся на мелочи, не отвлекаемся на сюси-пуси, но в этом и заключается наша сила! Зачем нам отвлекаться? Люди одеты, обуты, сыты, заняты делом, рождаются дети, счастливые лица вокруг! А почему? По кочану! А они за морем только бубнят. – Он сделал паузу и внимательно оглядел присутствующих. – Завидуют, сволочи, что им остается делать! Мы сильны, потому что не умничаем, не спорим с пеной у рта, какую пластинку слушать, не паясничаем перед зеркалом, соображая, какой костюм надеть, не выбираем, какими духами нынче подушиться и как эти дурацкие духи называются! Не гадаем, что приготовить на ужин, мечтательно загибая пальцы, – продолжал Он. – Никчемные вопросики! Жри, что дают!

А посмотрите, что творится у них! Демонстрации, забастовки, стычки, убийства! В столицах баррикады на улицах, и это в Европе, где все должно быть чинно-благородно, цивилизованно, как они выражаются! Так вот хер вам! Езжайте в Париж, в Лондон и полюбуйтесь, что там делается! А голод, а эпидемии в Африке? А войны в Азии, которая никак не может поделить с соседями границы?! Копайтесь лучше в своем дерьме, дорогие прорицатели, а нам не мешайте! – отмахнулся Вожатый и отхлебнул «Кремлевской».

«Обезличивание общества!» – пишут они, а разве двуличным легче? Сказал – одно, подумал – другое, сделал – третье! Где тогда правда? – разводил руками Вожатый.

Заседатели Палаты завороженно глядели на оратора, двое из них подобострастно кивали, третий, примостив на коленях тетрадку, пытался конспектировать, а еще один с ходу запоминал.