Сказание о Мануэле. Том 1

— Однако ты слишком уверен в себе для молодого парня! — говорит Ниафер.

— А как же! На кого еще я могу полагаться в этом зыбком мире, кроме себя?

— Предки, Мануэль, считали, что подобное самомнение до добра не доводит, а, говорят, они были мудрее нас.

— Предки, Ниафер, слишком давно занимались устройством этого мира, но сам видишь, как они сделали свое дело. Что это за мир, спрашиваю я тебя, где время похищает у нас золото волос и пурпур губ, где северный ветер уносит прочь блеск, сияние и изобилие октября, где старый идиот чародей — блудодей крадет прелестную девушку? Подобный разбой не лезет ни в какие ворота; это ясно говорит, что предки понятия не имели, как заниматься такими делами.

— Эх, Мануэль, разве ты переделаешь мир?

— Кто знает? — говорит Мануэль с величественной гордостью, свойственной юности. — Во всяком случае, я не собираюсь оставлять его без изменений.

И тогда Ниафер — более прозаичный человек — взглянул на него с восхищением и жалостью, но не стал спорить. Вместо этого они дали клятву, что будут верны друг другу до тех пор, пока не спасут госпожу Жизель.

— Затем мы сразимся за нее, — поспешил напомнить Мануэль.

— Во — первых, приятель, дай мне увидеть ее лицо, потом дай мне узнать ее нрав, а уж после я подумаю, драться ли с тобой. Между тем это очень высокая гора, и восхождение на нее потребует всех сил, а мы тратим их здесь на болтовню.

Итак, они вдвоем начали восхождение на Врейдекс по извилистой дорожке, по которой спускались в долину сновидений, когда их насылал на людей повелитель семи безумий. Сперва это была просто каменистая тропа. Но вскоре они добрались до разбросанных по небольшой полянке обглоданных костей — останков тех, кто, очевидно, поднимался перед ними. А из — за высоких репейников тут же показался Змей Востока — самое страшное из созданий, которым Мирамон тревожит сон литов и татар. Змей ехал верхом на черном коне, черный сокол сидел у него на макушке, и за ним бежала черная гончая. Конь споткнулся, сокол закричал, а гончая поджала хвост и завыла. Змей взмахнул плетью и закричал:

— Эй, ты что, собачье мясо, спотыкаешься? А ты, сука, почему завыла? А ты, птичка, почему разоралась? Ведь эти три знамения предвещают мне какое — то несчастье.

— О, великое несчастье! — отвечает Мануэль, вынимая свой волшебный меч.

— Истину говоришь! Истинное несчастье предсказано тебе этим. Разве на Дубовом острове под двенадцатым дубом не стоит медная шкатулка, а в шкатулке — пурпурная утка, а в утке — яйцо, а в яйце — твоя смерть?

— Верно, что моя смерть находится в яйце, — сказал Змей Востока, — но никто никогда не найдет его, и поэтому я неодолим и бессмертен.

— А вот и нет, яйцо, как ты видишь, у меня в руке, и, когда я раздавлю это яйцо, ты умрешь, и твои братья — червяки — поблагодарят не тебя, а меня за сегодняшний ужин.

Змей взглянул на протянутое яйцо и задрожал. Он изогнулся так, что его чешуя заиграла солнечными зайчиками. Он вскрикнул:

— Отдай мне яйцо, и я позволю вам идти своим путем навстречу более ужасной гибели.

Хотя у его спутника было свое мнение, Мануэль решил, что так будет лучше, и в конце концов они совершили эту сделку ради детенышей змея. Затем они пошли дальше, в то время как змей завязал глаза коню и гончей, накрыл колпаком сокола и потихоньку пополз прочь, чтобы спрятать яйцо в укромном месте.

— Но как тебе, черт подери, — спрашивает Мануэль, — удалось достать такое бесценное яйцо?

— Это совершенно обычное утиное яйцо, Мануэль. Но у Змея Востока нет возможности обнаружить это, не разбив яйца. А это единственное, чего Змей никогда не сделает, поскольку думает, что это то яйцо, в котором заключена его смерть.

— Ну, Ниафер, хоть ты и замухрышка на вид, однако много умнее, чем я думал!

И только Мануэль хлопнул товарища по плечу, как лес у дороги закачался, затрещали кусты, а высокие буки стали ломаться и падать в разные стороны, — так сквозь толщу земли пробился Змей Севера. Только голова и шея этого создания Мирамона возвышались над поваленными деревьями, потому что нижние кольца Змея никогда не отпускали основание Норровегии. А все, что высунулось, было покрыто водорослями и ракушками.

— По воле Мирамона Ллуагора я сейчас же уничтожу вас обоих, — говорит этот змей, разевая пасть, похожую на пещеру со сталактитами и сталагмитами.

Еще раз юный Мануэль выхватил свой волшебный меч, но заговорил его товарищ.

— Нет, ибо прежде, чем ты погубишь меня, — говорит Ниафер, — я наброшу уздечку тебе на морду.

— Что это еще за уздечка? — презрительно спросил огромный змей.

— Разве эти вытаращенные глаза не достаточно велики и не видят, что это мягкая узда, называемая Глейпниром, которая сделана из дыхания рыб, слюны птиц и кошачьих шагов?

— Хотя несомненно, что подобная казнь мне предсказана, — проговорил змей с легким беспокойством, — как я могу быть уверен, что ты говоришь правду и вот эта штука и есть Глейпнир?

— Давай так: я брошу ее тебе на голову, и тогда ты сам увидишь, как исполнится древнее пророчество и тебя оставят силы и жизнь, а норманны больше не увидят снов.