Сказание о Мануэле. Том 1

Возвышенная королева Фрайдис подошла к двери в ограде, утыканной булавками и иголками и увешанной подковами, через которую она не могла пройти, если только человек не перенесет ее через порог.

Она крикнула высоким приятным голосом:

— Грош, грош, два гроша, полтора гроша и полгроша! Уходите все, ибо мудрость Гельмаса для нас слишком сильна. Вы не сможете войти в загородку из намасленных ивовых прутьев, а я не могу выйти, пока я не окручу и не одурачу этого надоедливого косоглазого смертного. Спускайтесь в Бельгард, пролейте кровь норманнов, поднимите бурю с градом или развлекитесь как хотите. И забудьте обо мне на то время, пока я обыкновенная женщина. Ибо мой противник — простой смертный, а в таком поединке меня еще никто не побеждал.

Она обернулась к Мануэлю и сказала:

— Я — Фрайдис, ужасная и возвышенная королева Аудельская. Но вы воспользовались моими слабостями и сделали из меня обыкновенную женщину. Поэтому я связываюсь с призраками, ибо мое потерянное королевство — единственное, что реально. Здесь все — лишь непрестанная борьба теней, которые вскоре прейдут; здесь все видимое и все цвета, известные людям, суть тени, затуманивающие истинные цвета, а время и смерть, самые темные из известных людям, обманывают вас ложной видимостью: ибо все подобные вещи, что люди считают неопровержимыми, поскольку они очевидны для зрения и органов чувств, суть усталое движение тумана, что закрывает мир, который больше не принадлежит мне. Так что в этом вашем сумеречном мире мы, жители Ауделы, являемся лишь простыми мужчинами и женщинами.

— Хотелось бы, чтобы такие женщины появлялись почаще, — сказал Мануэль.

— Я — Фрайдис, ужасная и возвышенная королева Аудельская, королева всего того, что лежит за покровом человеческих чувств и зрения. Этот покров нельзя приподнять, но очень часто покров разрывается, и, замечая отверстие, люди называют его огнем. Через эти разрывы люди могут мельком взглянуть на реальный мир, и он ослепляет их слабые глаза и насмехается над их скудными силами. Когда отверстие делается достаточно большим, несколько человек тут и там, не такие безмозглые, как их сородичи, знают, как через эти прорехи вызвать нас из Ауделы, когда на час луна становится пуста и бессильна. Мы приходим по одной древней причине. И мы приходим простыми людьми.

— Ах, но вы не говорите голосами простых людей, — ответил Мануэль, — ибо ваш голос — сплошная музыка.

— Я — Фрайдис, ужасная и возвышенная королева Аудельская, и очень часто, исключительно ради забавы, я и мои слуги тайно разгуливаем среди вас. В виде человеческих существ мы блуждаем по вашему затемненному миру теней, связанному законами зрения и чувств, но в душе всегда храня тайны Ауделы и тайный способ нашего возвращения туда. К тому же, порой, ради забавы, мы заточаем в земные фигуры искру истинной жизни Ауделы. И тогда вы, маленькие людишки, не обладающие подлинной жизнью, но лишь мельканием некоей раздосадованной тени, поддерживающей вас в мимолетной раздраженности, говорите, что это очень мило. И вы беспечно рукоплещете нам как самым тривиальным людям.

— Нет, мы рукоплещем вам как образу красоты, — говорит Мануэль.

— Полно, граф Мануэль, прекращайте свою бесполезную лесть, вы ничего у меня не выманите! Вы поймали королеву Фрайдис и рассчитываете, что я должна пребывать в теле обыкновенной женщины и оставаться пленницей ваших прихотей и прекрасных, огромных мускулов до тех пор, пока не вложу искру истинной жизни Ауделы в ваши смехотворные изваяния. Но чтоб вы были обо мне еще более высокого мнения, знайте, я никогда не подчинюсь ни вам, ни кому — либо другому на свете.

Граф Мануэль молча рассматривал восхитительные очертания и чистые, пылающие цвета лица этой женщины. Он сказал, будто бы с грустью:

— Изваяния уже не имеют значения. Лучше оставить их как есть.

— А вот и нет, — быстро ответила королева Фрайдис, — они нуждаются в моей помощи, если когда — либо изваяния нуждались в помощи. Однако это не означает, что я когда — нибудь их коснусь.

— На самом деле, я запрещаю вам дотрагиваться до них, прекрасная соперница. Ибо стань изваяния живыми, как мне хотелось, я бы все время смотрел только на них и не интересовался женщинами. И ни одна из них не смогла бы околдовать меня так, как ваша красота, и я ценил бы ее не больше гнилой луковицы.

— Вы выдумываете! — сердито говорит Фрайдис. — Мужчина, удовлетворенный изваянием, которое он создал, в отношении женщин останется, как и любой другой. И кто вы такой, чтобы мне что — либо запрещать?

— Я хочу, чтобы вы запомнили, — сказал очень уверенно Мануэль, — это мои изваяния, и делать с ними можно только то, чего захочу я. К тому же, будет полезно, если вы поймете, что, кем бы вы ни были в Ауделе, здесь я сильнее вас.