Подготовив предварительно посоленные продукты для обработки, она собралась прикурить сигарету, пока еще не начала готовить. Хотя она, казалось, чуть ли не всю свою жизнь жила с сигаретой во рту, она не курила, когда начинала готовить, говоря, что курение делает язык нечувствительным. Обычно она, перед тем как начать готовить, набрав воды в рот, тщательно полоскала его — это было ее незыблемым правилом. Кимчхондэк, стоявшая рядом и наблюдавшая за ней, удивлялась тому, как та тщательно следила за своим языком, который являлся самой важной частью тела для определения степени солености. Она знала, что Табакне — человек, который, если придет грабитель и пригрозит отрезать ноги и руки, скажет ему, что он может отрезать и другие части тела, но попросит оставить руки и язык, необходимые для приготовления пищи.
— В нашем доме есть человек, который не умеет контролировать огонь, из-за чего каждый день все переливается через край, вот в чем проблема, — с горечью в голосе сказала Табакне. — Когда переливается бульон, разве дело ограничивается тем, что только он испортится? Ведь испачкаются кастрюля, газовая плита, полотенце и, в конце концов, придется даже выбросить бульон, но она этого совсем не знает.
— Вы имеете в виду мадам О? — осторожно спросила Кимчхондэк.
— Я должна прожить дольше ее хотя бы на один день, — не отвечая на ее вопрос, сказала Табакне. — Похоже, что я, жалея ее, не смогу покинуть этот мир раньше нее. В моей душе нет покоя из-за нее.
— Вы будете долго жить, — уверенным голосом сказала Кимчхондэк, видя, что она загрустила, и стараясь ободрить ее. — Все говорят, что, судя по вашему лицу, вы проживете до глубокой старости. А сколько лет вы проработали вместе с мадам О? — спросила она, стараясь отвлечь Табакне от грустных мыслей.
— Давай посчитаем… Когда я работала в кибане «Осон», известная наставница из школы кёбан[20] привезла туда двух совсем юных кисэн из ассоциации кисэн Квонбон в городе Чжинчжу; одна из них была мадам О.
Баня в кибане «Осон»… Перед ее глазами всплыли маленькие и красивые икры мадам О, которые, словно зеленые огурчики, покрытые гусиной кожей, показались из-под свернутых кальсон.
— Несмотря на то что мадам О тогда была совсем юной, она выделялась среди остальных кисэн в кибане «Осон» своей внешностью. У нее было белое и нежное лицо, а тонкая, как юный месяц, шея заставляла щемить сердце у любого, кто смотрел на нее. А насколько были красивыми ее длинные и густые волосы с черным, как смола, отливом…
— Если говорить о красоте, то она и сейчас красивая.
— Какой там! — сказала Табакне. — Ее красота испортилась из-за алкоголя и мужчин так, что даже трудно сравнить с прошлой. Кажется, что только вчера познакомилась с ней, а уже, боже мой, прошло полвека… Да, говорили, что время летит быстро, как пуля, но чтобы так… Что касается времени в кибане, то правильно будет считать, что здесь оно идет в три раза быстрее, чем время в мире обычных людей…
— В три раза? — недоверчиво переспросила Кимчхондэк.
— В обычном мире день делится на три части: утро, день и вечер, в кибане же есть только две части — день и ночь. День — это время для подготовки к ночи, он короткий, как проблеск солнца в пасмурный день, основное же время — ночь, в ней проходит вся жизнь того дня. Поэтому время в кибане летит быстро, словно выпущенная стрела. Смотри, разве мы, кухарки, когда собираемся распрямить спину, считая, что набили руку в приготовлении еды, не становимся старухами с согнутой спиной, в виде буквы «Г»? Порой мне кажется, что жизнь не имеет смысла…
В старые времена тоже, как сейчас, на кухне работали группы по три человека. Для удобства кухарок делили на «оябун»[21], главную в группе, среднюю кухарку, а последнюю называли сидой — помощницей, которая была на подхвате у первых двух. Зарплату на всю группу получала оябун, которая распределяла деньги по своему усмотрению. В свою очередь оябуны делились по уровню их мастерства на первый, второй и третий классы и, согласно этой классификации, их зарплаты сильно различались. Как это часто бывало — под опытной оябун первого класса всегда было много средних кухарок и сид. Но каждая из них, став оябун, часто, откладывая свою основную кухонную работу на второй план, была вынуждена бегать в поисках двух остальных кухарок, которые, чуть что, уходили, бросив работу.
Табакне пришлось поработать практически во всех крупных кибанах страны. Отпечатки ее пальцев остались везде, где она работала. В каких только городах она не работала: Сеул, Пусан, Дэчжон, Чжинчжу, Кванчжу, Чжончжу… Из-за этого в ее языке смешались диалекты разных местностей и провинций.