Сказание о новых кисэн

Повернувшись к мисс Мин, мадам О окликнула ее, когда та собралась войти в отдельный домик и, предложив ей сесть на деревянный пол, тихо сказала: «У меня была подруга по имени Чхэрён. Мы знали друг друга с детства, со времен „нальтыги“[29], еще до того, как мы стали кисэнами».

— Наша мадам О была высокой, — прервав ее, вступила в разговор Табакне, — поэтому из-за своего роста и белой кожи, она бросалась в глаза и выглядела как современная красавица, а невысокая, миленькая Чхэрён, с маленьким лицом, в котором были видны лишь глаза, нос и губы, выглядела традиционной корейской красавицей. Каждая из них выглядела по-своему красиво, поэтому их трудно сравнивать друг с другом.

— Так же как и я, она была кисэн-танцовщицей, — тихо сказала мадам О, выслушав Табакне. — У нее была красивая осанка и прекрасная танцевальная техника, как у артистки И Мэ Бан[30]. Возможно, ваши танцевальные движения похожи, потому что ты тоже одно время училась в школе корейской традиционной музыки и танца, но ты выглядишь профессионально, как актриса Хан Ён Сук.

— Чхэрён должна была стать актрисой, а не кисэн-танцовщицей, — снова встряла в разговор Табакне. — Возможно, если бы она была жива по сей день, то прославилась бы по всей стране благодаря танцу «Сальпхури»[31]. Она была очень дерзкой девкой, а не такой мягкой, как мадам О.

— Сестра, пожалуйста, не ругайте ее, — вступаясь за свою подругу, сказала мадам О, огорченная этими словами.

— А что тут такого? При жизни она часто выслушивала мою ругань, а бранила я ее до хрипоты, поэтому если и на том свете она будет периодически выслушивать мою ругань, ей, думаю, станет теплее.

То ли оттого, что было жарко, то ли оттого, что им надоело спорить, они замолчали и начали усиленно обмахиваться веером. Веер мадам О шуршал «хваль-хваль», веер Табакне — «парак-парак».. Когда мадам О обмахивалась один раз, то Табакне, в соответствии с ее характером, три-четыре. Ее веер то изгибался так, что, казалось, вот-вот сломается, то снова выпрямлялся.

— Черт, — та еще паршивка. Когда она, словно моллюск, крепко закрывала свой маленький ротик, даже в разгар лета возникал холодный ветер. Но когда она начинала танцевать, то словно переворачивалась на 180 градусов, становясь совершенно другой: словно белая лиса превращалась в девушку, ее края глаз слегка искривлялись, а по ее телу, казалось, текла, искрясь, мифическая сила хвагэсаль[32], словно мерцание на обжаренной сайре, обмазанной кунжутным маслом. Увидев ее танец, многие мужчины теряли разум. Что поделаешь, ведь достаточно было только взглянуть на нее, как тело само собой начинало дрожать и покрываться потом.

— Несмотря на то, что с раннего детства мы спали под одним одеялом, она редко открывала свою душу, — тихо, с некоторой долей печали, сказала мадам О. — Она была девочкой с холодным сердцем, замкнувшейся в твердом панцире, и скатывала свое тело, словно улитка, когда кто-то пытался подойти к ней поближе.

В то время пунмульчжаби корейский традиционный музыкант-инструменталист, можно сказать, был важным лицом на всех мероприятиях в кибане. Если кисэн собиралась танцевать и петь, то был необходим пунмуль — музыкальное сопровождение на традиционных корейских инструментах. Использовать только каягым, на котором играли кисэны, было недостаточно. Поэтому тогда во всех кибанах сбивались с ног, чтобы найти хороших пунмульчжаби. И вот однажды появился мужчина, в старой и потертой одежде, который постучал в ворота, держа в руке лишь дансо — короткую бамбуковую корейскую флейту. Он попросил принять его на работу и не ставил никаких условий. Он сказал, что будет играть столько, сколько нужно, если ему предоставят еду и ночлег под карнизом, укрывающим от дождя.

— То, что мы его приняли, было большой ошибкой. Говорят, что любовь между мужчиной и женщиной невозможно предугадать. Жизнь — странная штука. Ну, кто же из нас мог подумать, что такая холодная девка, как она, и такой жалкий мужчина смогут понравиться друг другу? — снова вставила реплику Табакне, в голосе которой чувствовалась осуждение.

— Он был здоровым мужчиной высокого роста, с большими и живыми глазами, — сказала мадам О, которой не понравились ее слова.

— Да ну, он скорее был похож на вора коров. Вернее, на охотника на змей в горах Чжирисан или на лодочника у реки Накдонган.

— Он был неразговорчивым человеком, с глубокой и тонкой душой.

— Морда у него была хитрая, а в душе у него скрывались десятки змей.

— У него был спокойный характер и вел он себя просто.

— Я понимаю, есть грязные, неопрятные мужчины, но такого грязного мужика, наверняка, нет ни в нашей стране, ни на небе, ни на земле. Кроме того, он имел жалкий вид, разве не так?

— Он был великолепным мастером в игре на дансо. Когда он играл на нем, то сжималось сердце и немело тело, а на глаза невольно наворачивались слезы.

— Ну, если оценивать его как музыканта кибана, то да, можно сказать, что он неплохо играл на дансо, — нехотя согласилась Табакне, хотя было видно, что сделать это ей было нелегко.