Сказание о новых кисэн

Однако даже угроза самой Табакне не подействовала на мисс Юн. «Когда я входила в комнату для гостей, — со смехом рассказывала она истории из своей жизни, — то еще до того, как руки пьяных гостей станут щупать мои груди, я сама быстро снимала одежду и нападала на них». Мисс Юн, которую подгоняла кочергой Табакне, приговаривая: «Ты хоть знаешь, куда пришла, что ведешь себя, как в публичном доме, запомни, ты не в салоне для занятия любовью», имела больше популярности у кисэн, чем у гостей. Даже новость о том, что в Сеуле, в районе Чхондамдон, есть минеральные ванны, стоящие от 50 тысяч вон[46] за одно посещение, и роскошные, великолепно обставленные, с годовой карточкой постоянного члена на 70 миллионов вон, они тоже услышали от нее. «Там, — смеясь, говорила она, довольная тем впечатлением, которое произвела своим рассказом, томно прикрыв глаза, словно испытывала в этот миг наслаждение, — если надо, вам сделают кислородную терапию с вдыханием кислорода, смешанного с ароматом лекарственных трав, или предложат эффективную терапию для снятия стресса. Если, воткнув в уши, поджечь длинную ароматическую свечу, то она, сгорая, дает микроскопическую вибрацию, которая снимает стресс. Я просто хочу сказать, что, в любом случае, в основе „спа“ лежит купание с цветочными лепестками».

— Что?! «Спа»?! — громко сказала Табакне, которой явно не понравились эти слова. — Не знаю, что ты там имеешь в виду, но с давних времен в кибанах, когда и слова «спа» еще не было, кисэны принимали цветочную ванну. Особенно в день, когда выполняли обряд хвачхомори, они обязательно принимали ее, потому что знали, что в кожу впитывается вода, настоянная на цветах, а кости наполняются их ароматом. Конечно, ее обычно принимали лишь в самый разгар сезона цветения, но и холодной зимой ее принимали, используя высушенные летом лепестки. В обычных домах вместо цветов сушили нарезанные на полоски молодую тыкву или редьку, а в кибанах кухарки каждый год старались нарвать лепестки цветов и высушить их, — сказала она уверенным голосом, словно ставя точку в этом вопросе.

Из ее слов следовало, что современные «целебные ванны» вышли из способов купания в кибанах прошлых веков. Однако проверить истинность ее слов не было возможности, хотя она ссылалась на «Балладу о цветах». Но разве эта баллада рассказывала только о цветочной ванне? В ней говорилось, что кисэн, умевших сочинять стихи, в древности называли «хэохва», что означало «говорящие цветы». Скажите, есть ли на свете полностью распустившийся цветок, который вызывал бы чувство гадливости? Известно, что когда он увядает, он наиболее красиво распускает лепестки. Лишь когда увядающий цветок, считая себя цветком, до последней капли высасывает влагу, он знает, как торжественно и красиво распуститься. Это последней отчаянной борьбой он исполняет до конца свою роль цветка.

Что касается кисэн, конечно, лишь когда она знает, что все время должна, словно слегка увядающий цветок, высосавший последнюю влагу, торжественно распускаться, она исполняет свою роль до конца. Если «увядшая» кисэн до конца будет считать себя «цветком», то она не будет отправлена в отставку. Если будет до конца улыбаться, изящно ступать, красиво говорить, искусно петь, изумительно танцевать… Когда долго слушаешь «Балладу о цветах», по телу бегут мурашки.

Мисс Мин погрузилась в воду. Лепестки роз, плававшие на поверхности воды, мелькая, создавали тень, векам стало прохладно. Морская соль, не растворившись до конца, поскрипывала под ногами и мелко покалывала. Подошвы усталых ног зудели и чесались. «Какое счастье! — подумала она. — Сейчас смою чистой водой усталость и пыль, принесенную из родительского дома».

В тот день она так и не встретилась с отцом и матерью. «Родные, наверное, не узнают, что еда, оставленная в магазинчике сестры Чжон Сун, — благотворительная еда с моей свадьбы, как и не узнают, что я — кисэн», — с легкой грустью подумала она.

«Так… — доносился шершавый голос мадам О сквозь щель в двери. — Поднимем уголки губ как можно выше, еще раз…» Это была тренировка певиц-кисэн, которые должны выступить на церемонии хвачхомори. Для них нет более сильных мук, чем когда не смешно, но надо смеяться, как будто смешно. Кроме того, они знали, что если долго смеяться, то в уголках губ появляются спазмы, а из глаз льются слезы. Поэтому они, боясь, что появятся мелкие морщины, смеялись, прижимая губы руками. Когда закончились упражнения по смеху, начались тренировки по поклонам и ходьбе. Было слышно, как кисэн, высунув голову за дверь, тяжело дышали. «У них хорошо получается, — пронеслось в голове у мисс Мин, — хорошо». Вычесывая лепестки розы, прилипшие к голове и лицу, она что-то тихо напевала про себя. Но о чем она пела, узнать было невозможно. Мужчина, который в эту ночь поднимет ей волосы, был местный «донжуан», «казанова», или, как еще его называли, «культурный развратник» — Пак сачжан. Слово «культурный» было данью его образованности, но не морали и не имело отношения к культуре.