Читаем Сказание о первом взводе полностью

— Вижу, что Святцы знаешь, а кроме них, в газету, например, заглядывал?

— Когда-то не забывал… А в эти полтора года самим писать довелось.

— Уж не свою ли собственную, на чердаке?

— Да нет, не газету, а листовки. Из Краснодона приносили, а мы уж у себя на поселке переписывали для всех людей. Без этого чем душе жить? А уж нам и до петельки можно было дойти, если б в конце концов к партизанам не прибились.

— И прибились все-таки?

— А как же! Мы и до Изюма с отрядом доходили.

— Это хорошо, значит, автомат и граната для вас не новость… Ну, а петельку теперь уж будем гитлеровцам готовить.

— Дело понятное, товарищ старшина, им одну уже скрутили под Сталинградом… Вот нам бы теперь только поскорее куда-нибудь определиться!

Широнин отсутствовал с полчаса. Пришел не один, а с заместителем командира полка по строевой части майором Евсеевым.

— Встать! — скомандовал Зимин, завидя подходивших офицеров.

Но они направились не к первому взводу, а к отошедшему в сторону пополнению. Майор приказал маршевой роте выстроиться в одну шеренгу, довольно усмехнулся — молодые красноармейцы хотя с минутным замешательством, но все же выполнили приказ дружно, стали ровным, плотно сомкнутым строем.

— Сколько же вас? — повернулся к Широнину Евсеев.

— Человек семь, товарищ майор. Так и полковник сказал.

Евсеев смотрел на шеренгу, будто затрудняясь, кого же выбрать. Смотрел на нее и стоявший позади офицеров Зимин. Парень в большой ушанке и его веселый приятель были в шеренге крайними слева. Коренастый красноармеец встретил пристальный взгляд старшины и недоуменно приподнял огненно-рыжие брови. Не почудилось ли ему? Да нет же, глаза старшины, который их расспрашивал и поделился табаком, дружелюбно щурились, подмигивали, звали: что, дескать, теряешься, будь смелей, выходи! Крепыш толкнул локтем товарища — ну-ка за мной! — и оба решительно сделали шаг вперед, замерли в ожидании.

Увидев, что его тезка вышел из шеренги, торопливо шагнул и пристроился рядом с ним и второй Алексей — с гор вода. Теперь мартовские пареньки стояли локоть к локтю, как выросшие из одного клубня три голубоглазых подснежника.

— Эге, да ребята расторопные, нетерпеливые, догадываются и сами, в чем дело, — засмеялся, прощая этот самовольный выход из строя, Евсеев. Подошел к роте, размашистым жестом руки — будто откраивал добрый ломоть — отделил от шеренги еще четырех красноармейцев.

— В первый взвод, ясно?

— Ясно, товарищ майор, — ответил за всех лисичанский паренек.

Когда Евсеев распределил по ротам остальных и ушел, Широнин достал свою полевую тетрадь — классный журнал, — вписал в нее новых бойцов. Первым был парень в большой ушанке Алексей Крайко, затем Алексей Сухин, их рыжеволосый побратим Василий Танцуренко и еще Визгалин, Гертман, Силаев, Субботин.

…И вот первый взвод шагал по улице села к переезду.

Как ни трудно было в последние дни с подвозом боеприпасов, Билютин приказал выдать Широнину все, что он сочтет необходимым. Теперь почти каждый боец нес помимо личного оружия или ящики с гранатами, или патронный ящик. Тех, у кого к этому времени еще имелись винтовки, теперь наделили автоматами. Широнину даже удалось заменить один из ручных пулеметов, отражатель которого в бою под Червонным вышел из строя, и получить новенький, покрытый еще заводской смазкой. Билютин обещал придать взводу и одно противотанковое орудие из полковой батареи.

Идя сейчас чуть сбоку колонны, по перемешанному с грязью снегу, Петр Николаевич вспомнил недавний разговор с Билютиным. Полковник вначале пытливо расспрашивал о нем самом, о бойцах взвода, улыбнулся, услышав знакомые фамилии старослужащих Болтушкина, Скворцова, Вернигоры, попросил рассказать об остальных. Лишь потом заговорил о задаче, которую решил поставить перед первым взводом. И тогда в глазах Билютина проступило выражение такой суровой, властной требовательности, которую придает только твердая убежденность в том, что слушающий его человек никуда, ни на какую долю секунды не уклонится от повелевающего над всей его жизнью высшего долга.

— Ну, желаю вам успеха, — сказал и, может быть, дольше, чем обычно это делают, задержал руку Широнина в своей горячей руке. — Да не забывайте почаще докладывать Решетову обстановку…

Взвод прошел уже полпути и поравнялся с приземистым, крытым черепицей домом, у двери которого стояла бричка батальонного санвзвода. Ездовой и девушка в шинели сгружали с брички носилки и какие-то обернутые плащ-палатками узлы. Завидев проходившую колонну, девушка выпустила из рук носилки, стала всматриваться в ряды красноармейцев.

— Товарищ лейтенант, это же нашего Грудинина женка, — сказал Зимин, узнавая медсестру.

— Грудинин, выйти из строя! — Широнин обернулся, разыскал взглядом красноармейца и с улыбкой кивнул в сторону дома.

Грудинин подбежал к Вале.

— А ты чего здесь?.. Ты же в санроте.

Из-под ушанки Вали выбивались кудряшки, и она убрала их рукавом шинели, сдвинула на затылок и ушанку, открыв высокий, крутой лоб.

Перейти на страницу:

Все книги серии Люди и подвиги

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное