Читаем Сказание о Раме, Сите и летающей обезьяне Ханумане полностью

Так молила, горюя, Сита. Но людей нигде не было видно; в ужасе разбегались, спугнутые громом колесницы, хищные звери; разлетались птицы; безмолвно пригибались к самой земле деревья и травы. И только олени оставались стоять на месте, чутко прислушиваясь к словам царевны, да река умерила свой бег, чтобы лучше понять их.

<p>Битва Джатаю с Раваной</p>

Едва только золотая, украшенная драгоценными камнями колесница Раваны с громом начала свой полёт, проснулся сидевший на скале царь ястребов Джатаю.

«Чья это колесница несётся подобно туче? — подумал он. — Куда так торопится возничий и почему с колесницы доносится женский плач?»

Он взмыл в воздух и, догнав колесницу, увидел в ней ракшаса, который держал в объятиях молодую женщину.

— Кто ты, нетерпеливый седок, и отчего рыдает эта женщина, равная красотой Сите, жене великого Рамы? — крикнул ястреб.

— Прочь с дороги! Не то мои кони затопчут тебя! — бросил в ответ Равана. — Я царь ракшасов. Ты не ошибся: эта женщина — Сита. Сегодня же она станет моей женой.

И тогда старый ястреб, сложив крылья, бросился с высоты на демона.

Завязалась битва. Равана выхватил из-под сиденья лук и осыпал смелую птицу потоком стрел. Снова и снова поднимался в небо Джатаю и обрушивался на ракшаса. Он бил крыльями по его лицу, рвал когтями грудь, терзал клювом руки.

Но могучий ракшас лишь хохотал: он знал, что ему не грозит смерть в бою с птицей, и продолжал осыпать ястреба ливнем стрел. Они впивались в тело Джатаю, так что тот стал похож на дикобраза. В последний раз, тяжело двигая крыльями, поднялся израненный царь птиц и камнем упал с высоты на колесницу. Он ударился о неё с такой силой, что куски дорогих украшений отлетели и сверкающим дождём рассыпались по всей Индии. Вот почему в её горах и на дне её рек до сих пор находят кусочки золота и драгоценные камни.

Тогда выхватил Равана тяжёлый меч и на лету отрубил птице крыло. Тоскливо крикнул ястреб и, кувыркаясь, полетел вниз. Увидев это, Сита потеряла сознание, а Равана вырвал из рук у возницы вожжи, хлестнул коней и понёсся дальше на юг, туда, где за мысом Коморин — крайней точкой земли — расстилается океан, а за ним голубеет зубчатая полоска — Ланка.

<p>Рама и Лакшмана отправляются на поиски Ситы</p>

Не в силах произнести ни слова, стояли братья на пороге хижины.

— Время уходит, — сказал наконец Лакшмана. — Скорее в путь!

— Куда? — возразил Рама. — Мы даже не знаем, кто похититель. Давай поищем его следы.

Они обошли хижину, но сумели разглядеть на песке и в траве лишь лёгкие отпечатки женских ног.

— Это шаги Ситы, — сказал Рама. — Я понял: её похитили не люди, здесь был кто-то из злых ракшасов. Только они да светлые боги могут скользить по земле, не задевая её.

— Ты прав, — согласился Лакшмана. — И всё равно кто-нибудь да видел похитителей! Идём.

Набросив на плечи плащи из древесной коры, на которые они, подобно отшельникам, давно уже сменили царские одежды, братья стали обходить окрестности, расспрашивая всех, кто попадался им по пути, о Сите.

— Нет, мы не видели её, — отвечали отшельники, жившие в лесу.

— Мы не видели ничего! — отвечали, пряча глаза, хищные звери.

— Был полдень, и мы спали в тени! — уклончиво говорили птицы.

И только олени, когда братья обращались к ним, ничего не говоря, уносились на юг, да река, печально журча, устремляла туда же свои струи.

— Ты знаешь, не напрасно бегут олени и недаром река меняет своё течение! — сказал Лакшмана, — Последуем за ними!

И действительно, стоило братьям пройти на юг путь, равный половине дня, как они заметили в траве горящие на солнце кусочки золота.

Рама нагнулся и поднял один.

— Странно! — сказал он. — Такими пластинками искусные мастера обивают бока царских кораблей и колесниц. Но как могла эта пластинка попасть сюда, в лесную глушь, где нет ни воды, ни дорог? Что бы это значило?

Они сделали ещё несколько шагов, и куски золота стали попадаться всё чаще. Наконец они увидели капли крови на траве и впереди услышали стон.

С тревогой и испугом бросились туда братья и наткнулись на лежащего в траве Джатаю.

— Что с тобой, благородный ястреб? — спросил Рама, наклоняясь над ним. — Кто так жестоко изранил тебя?

— Торопитесь выслушать, что я скажу, — прошептал умирающий царь птиц. — Недавно здесь промчался в колеснице, обитой золотом, злой демон Равана. Он стоял подобный воплощению зла, а у ног его лежала без чувств прекрасная Сита. Я знал, что Раване не суждено погибнуть от когтей птицы, но не мог не заступиться за женщину и бросился в бой. Равана победил… Спешите на юг. Там на острове Ланка стоит белокаменный город, обнесённый высокой стеной. В нём воздвигнут прекрасный дворец. Туда, должно быть, и понёс ракшас Ситу…

С этими словами король ястребов умер. Печальные, Рама и Лакшмана подняли его тело и, как велят поступать боги с героями, положили его на груду сухих веток. Они воспламенили их, и скоро от погребального костра осталась только куча тлеющих углей.

Затем братья продолжили свой путь. Они шли к океану путём, который указал им благородный Джатаю.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сказание о Сите, Раме и летающей обезьяне Ханумане (версии)

Похожие книги

Манъёсю
Манъёсю

Манъёсю (яп. Манъё: сю:) — старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев». Составителем антологии или, по крайней мере, автором последней серии песен считается Отомо-но Якамоти, стихи которого датируются 759 годом. «Манъёсю» также содержит стихи анонимных поэтов более ранних эпох, но большая часть сборника представляет период от 600 до 759 годов.Сборник поделён на 20 частей или книг, по примеру китайских поэтических сборников того времени. Однако в отличие от более поздних коллекций стихов, «Манъёсю» не разбита на темы, а стихи сборника не размещены в хронологическом порядке. Сборник содержит 265 тёка[1] («длинных песен-стихов») 4207 танка[2] («коротких песен-стихов»), одну танрэнга («короткую связующую песню-стих»), одну буссокусэкика (стихи на отпечатке ноги Будды в храме Якуси-дзи в Нара), 4 канси («китайские стихи») и 22 китайских прозаических пассажа. Также, в отличие от более поздних сборников, «Манъёсю» не содержит предисловия.«Манъёсю» является первым сборником в японском стиле. Это не означает, что песни и стихи сборника сильно отличаются от китайских аналогов, которые в то время были стандартами для поэтов и литераторов. Множество песен «Манъёсю» написаны на темы конфуцианства, даосизма, а позже даже буддизма. Тем не менее, основная тематика сборника связана со страной Ямато и синтоистскими ценностями, такими как искренность (макото) и храбрость (масураобури). Написан сборник не на классическом китайском вэньяне, а на так называемой манъёгане, ранней японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами.Стихи «Манъёсю» обычно подразделяют на четыре периода. Сочинения первого периода датируются отрезком исторического времени от правления императора Юряку (456–479) до переворота Тайка (645). Второй период представлен творчеством Какиномото-но Хитомаро, известного поэта VII столетия. Третий период датируется 700–730 годами и включает в себя стихи таких поэтов как Ямабэ-но Акахито, Отомо-но Табито и Яманоуэ-но Окура. Последний период — это стихи поэта Отомо-но Якамоти 730–760 годов, который не только сочинил последнюю серию стихов, но также отредактировал часть древних стихов сборника.Кроме литературных заслуг сборника, «Манъёсю» повлияла своим стилем и языком написания на формирование современных систем записи, состоящих из упрощенных форм (хирагана) и фрагментов (катакана) манъёганы.

Антология , Поэтическая антология

Древневосточная литература / Древние книги
Рубаи
Рубаи

Имя персидского поэта и мыслителя XII века Омара Хайяма хорошо известно каждому. Его четверостишия – рубаи – занимают особое место в сокровищнице мировой культуры. Их цитируют все, кто любит слово: от тамады на пышной свадьбе до умудренного жизнью отшельника-писателя. На протяжении многих столетий рубаи привлекают ценителей прекрасного своей драгоценной словесной огранкой. В безукоризненном четверостишии Хайяма умещается весь жизненный опыт человека: это и веселый спор с Судьбой, и печальные беседы с Вечностью. Хайям сделал жанр рубаи широко известным, довел эту поэтическую форму до совершенства и оставил потомкам вечное послание, проникнутое редкостной свободой духа.

Дмитрий Бекетов , Мехсети Гянджеви , Омар Хайям , Эмир Эмиров

Поэзия / Поэзия Востока / Древневосточная литература / Стихи и поэзия / Древние книги