Сказание о Рокоссовском

Первые успехи укрепили уверенность: будем бить врага, погоним его прочь с советской земли. То, что враг уже проник на нашу территорию, не особенно тревожило. Немцы воспользовались внезапностью, проявили коварство и вероломство. Так и Советское правительство сказало: «Вероломно!» 

А гитлеровцы лезли как оглашенные. Веселые, наглые, уверенные в своей непобедимости и безнаказанности.

Так началась война.

Так Константин Константинович Рокоссовский вступил в свою новую, в свою последнюю войну.

26 июня корпус нанес контрудар в направлении Дубно.

Первые контрудары по врагу, нанесенные здесь, на небольшом юго-западном участке огромного фронта, оказались настолько успешными, что привели в бешенство Гитлера, смутили стратегов «молниеносной войны» против России.

Константин Константинович Рокоссовский не был наивным человеком. Он хорошо знал, какой опытный, отлично вооруженный враг напал на нашу страну. Он был готов к тяжелым испытаниям.

Все же первые дни войны больно поразили его. Навстречу войскам нескончаемым потоком тянулись беженцы: женщины, старики, дети. Застигнутые врасплох войной, уже обожженные ее огнем, испытавшие и воздушные налеты, и артиллерийские обстрелы, и автоматные очереди немецких парашютистов в спину, оглушенные первыми потерями и первой кровью, они шли, заполняя дороги, проселки, невольно мешая движению войсковых колонн. Людское неприкрытое горе гневным укором текло им навстречу. Било по сердцу прямой наводкой: как же вы, воины родной Красной Армии, наша краса и гордость, пустили врага на нашу землю?

Беженцы! Из давних времен первой мировой войны вынырнуло обидное слово.

Такой беды даже он, Рокоссовский, испытанный воин, в своей жизни еще не видел. А каково смотреть на это горе молодым бойцам, вчерашним пионерам, комсомольцам!

...Впереди еще вся война. Сколько она продлится? Полгода, ну, от силы год. Так тогда думали многие, пожалуй, все — от красноармейца-первогодка до генерала- ветерана.

Но Рокоссовский знал: сколько бы война ни продлилась, он должен, должен увидеть собственными глазами, как вернутся беженцы на родную, священную землю своих отцов, вернутся к своим растоптанным очагам и оскверненным могилам предков. Судьба была милостива к Рокоссовскому. Через три года он увидел их возвращение.

Увидел собственными глазами!

Война продолжалась без малого четыре года. Все было за долгий срок: и бои за Москву, и Сталинград, и Курская битва, и Белоруссия, и Висла, и Одер, и Эльба.

Радость побед, горечь поражений...

Но пожалуй, первые десять дней оборонительных боев были самыми трудными.

Трудными, как внезапный переход от мира к войне.

Трудными, как первый экзамен на прочность: выдержишь ли сокрушительный, давно задуманный, хорошо спланированный дотошными немецкими генералами вероломный удар?

Трудными, как родившееся в первых боях убеждение: врага бить можно!

Бои с наступающим противником шли упорные, ожесточенные. У немцев явное превосходство и в живой силе, и в технике. В таких условиях целесообразней встречать врага в обороне. А штаб фронта, не зная реальной обстановки, сложившейся на этом участке, опять прислал решительный, но — увы! — невыполнимый приказ: «Наносите контрудар по противнику».

Легко сказать: нанести контрудар! Поднять из окопов бойцов, вывести из укрытий танки и послать под уничтожающий огонь упоенного успехами врага.

Рокоссовский принял другое решение. Приказал поставить орудия и часть танков для ведения огня прямой наводкой, пехоте надежно окопаться, остальным танкистам тщательно замаскироваться на лесных опушках и в оврагах.

Расчет оказался правильным. Не ожидая засады, немцы вольготно, засучив рукава и горланя песни, шли по шоссе. Наши артиллеристы подпустили их поближе и внезапно нанесли мощный удар. Рванулись вперед танкисты, пошла в атаку пехота. 

Враз оборвалось залихватское пение, похожее на самодовольное гоготанье гусаков. Заметались по шоссе сыторожие пришельцы, умылись, как говорят на Украине, кровавой юшкой.

Пусть еще маленький, а все же задаток. Наступающая вражеская часть была разгромлена.

Штаб фронта, получив донесение об успешно проведенном бое, одобрил решение командира корпуса генерала Рокоссовского. В те тяжелые дни и маленькие удачи были подобны всплескам света в темноте, радостным и обнадеживающим.

Отдельные успехи не могли изменить общую обстановку на этом участке фронта. Слишком явным было превосходство врага и в танках, и в артиллерии, и в авиации.

Оборонительные бои продолжались. Корпус нес большие потери и в людях, и в технике. Механизированный, он остался почти без танков. 

Но в корпусе не было паники. Не было беспорядочного отхода. Не было окружений. Была подвижная умелая оборона. Были упорные бои за каждое селение, каждую высоту, каждую переправу.

Тысячами трупов своих солдат и офицеров оплачивал враг каждый шаг вперед на участке, где дрался корпус Константина Рокоссовского.

В начале войны наше правительство скупо отмечало наградами отличившихся воинов. Оно и понятно: армия отступала.