Сказание о Рокоссовском

Тот, кто знал Сталина, его непреклонность, его нетерпимость ко всякого рода сантиментам, поймет, что значили в его устах слова «с болью в душе».

Жуков понял. И внутренне содрогнулся. Он должен ответить не только за себя. Он должен ответить за сотни тысяч солдат и командиров, которые сейчас лежат в подмосковном снегу, твердя, как клятву: «Ни шагу назад!»

Он должен ответить не только Верховному Главнокомандующему, не только Генеральному секретарю Центрального Комитета партии и Председателю Совета Народных Комиссаров. Он должен ответить Родине, всему народу! Он должен ответить будущему!

За себя, за армию он мог ответить только одно. По- солдатски просто, без эмоций сказал:

— Москву, безусловно, удержим!

...А бои шли день и ночь, за каждую деревушку, каждую высотку. Потому что они были наши, родные, завещанные нам нашими дедами и прадедами, потому что они были подмосковными!

Каждый свой шаг к Москве немцы оплачивали кровью. И с каждым днем цена становилась дороже и дороже.

Бои, бои, бои...

Об этих днях специальный военный корреспондент «Правды» писатель Владимир Ставский в статье «Враг оголтело рвется к Москве» писал:

«Части Рокоссовского, верные своим боевым традициям, оказывают упорное сопротивление врагу и бьют его беспощадно. Бойцы энской дивизии за один лишь день захватили у противника 4 миномета, 3 станковых пулемета, 16 легких пулеметов, в боях у деревни Н. взято пять орудий, танкетка, зенитная установка.

Со всех участков фронта идут вести о славных делах фронтовиков. Но и среди героических событий беспримерен подвиг танкового экипажа младшего политрука Бармина. Он участвовал в трех танковых атаках, зажег и вывел из строя немало вражеских танков. На днях, заняв указанный участок обороны, тов. Бармин и его боевые соратники дали клятву: удержать свой участок, хотя бы это стоило жизни. Немцы бросили против Бармина 40 танков. Героический экипаж открыл меткий губительный огонь. Вскоре пять фашистских танков запылали, остальные в замешательстве остановились и повернули обратно».

...Погибли в боях с врагом многие герои фронтовых корреспонденций Владимира Ставского.

Погиб в одном из боев и сам писатель.

ГВАРДЕЙЦЫ

В те дни генерал Рокоссовский постоянно находился на передовой. Конечно, нужны и штабы, и КП, и НП, и связь, и донесения, и звонки в Ставку, но только в войсках, среди бойцов переднего края он чувствовал себя спокойней, уверенней, острей сознавал свою личную, физическую причастность к тому великому, что происходило на полях боев под Москвой.

Там давно уже привыкли видеть высокую фигуру командующего в кожаном пальто, стянутом портупеей, с полевой сумкой и офицерским планшетом. И у бойцов, и у командиров было спокойней на душе...

Рокоссовского радовало, что соединениями армии командуют надежные, знающие командиры.

Был доволен, что во главе конников несется в бои отважный и расчетливый молодой генерал-майор Лев

Михайлович Доватор. По-чапаевски развевается на скаку его черная бурка, молодецки сдвинута с потного лба кубанка. Лихие, дерзкие рейды по тылам врага совершают кавалеристы, показывая высокую боевую выучку и беспримерную отвагу.

Выслушивая очередное донесение об успехах конников, Рокоссовский с нескрываемым чувством гордости и личного (недаром сам кавалерист!) удовлетворения одобрял:

— Молодцы!

Было у него основание гордиться курсантским полком, созданным на базе Военного училища имени Верховного Совета РСФСР, которым командовал полковник С. И. Младенцев. Полк достоин своего прославленного имени. Рокоссовский знал: там, где сражаются наследники славы кремлевских курсантов, враг не пройдет!

Подошла танковая бригада Михаила Ефимовича Катукова. По-братски встретил командующий 16-й армией К. К. Рокоссовский прославившегося в боях под Орлом танкового командира. Обнял.

— Здравствуйте, Катуков. Давненько не виделись. Здорово вы расправились с Гудерианом, даром что тот немецкий танковый божок!

...Только один вечер и удалось Рокоссовскому и Катукову провести вместе. В тесной крестьянской избе, скупо освещенной фронтовой «люстрой», изготовленной из снарядной гильзы, сидели за солдатским ужином.

Вспомнили, как впервые встретились в купе поезда, мчавшегося в Москву. Проговорили тогда почти всю ночь. Еще был мир, а на душе тревожно — слишком размашисто шагает Гитлер. И все ближе, ближе...

Вот и новая встреча. Пятый месяц идет война, но столько уже видено и пережито, что кажется хватит с лихвой на всю оставшуюся жизнь.

А утром танковая бригада пошла в бой.

Потом, много лет спустя, дважды Герой Советского Союза маршал бронетанковых войск Михаил Ефимович Катуков скажет:

— Встреча с командармом оставила отрадное впечатление. Как хорошо, что в эти трудные дни мне пришлось воевать под началом такого человека!

Не прошло и двух недель, как полковника Катукова срочно вызвали в штаб армии. Ехал с тревогой: что еще случилось? Не ожидал ничего хорошего. Да и что могло быть хорошего, когда немцы лезут к Москве.

Но, войдя в штаб, увидел оживленные, довольные лица членов Военного совета и от сердца отлегло: все в порядке.

Услышал неожиданное: