Сказание о Рокоссовском

Пройдут многие годы. Константину Константиновичу Рокоссовскому снова доведется побывать в тех родных местах. Ничего не сохранила память о далеком детстве. Но на всю жизнь осталось в душе чувство неразрывного родства с мягкими неяркими красками озерного края, с его ельниками и березниками; с задумчивыми, застенчивыми речушками, прячущимися в камышах, с нежной ласковой акварелью его неба.

Вероятно, это и есть чувство Родины.

Через несколько лет после рождения сына семья Рокоссовских переехала в Варшаву.

В Варшаве, в те годы находившейся под властью русского императора, Рокоссовские жили как все трудовые рабочие люди. Отец водил поезда по Варшавско-Венской железной дороге, мать воспитывала детей.

Осиротев в четырнадцать лет, Константин Рокоссовский сам стал добывать свой хлеб. Тяжелый хлеб чернорабочего, ткача, каменотеса.

Потом, уже в зрелые годы, Константин Константинович Рокоссовский полюбил спорт, по утрам делал зарядку, увлекался плаванием, хорошо играл в теннис.

Но в те отроческие и юношеские годы он не занимался спортом. Не бегал по футбольному полю, не вертелся на турнике, не выполнял замысловатых упражнений на параллельных брусьях.

Не спорт, а труд каменотеса раздвинул его грудную клетку, налил металлом мускулы.

Он любил книги. Любил стихи. Любил входивший тогда в моду кинематограф.

И любил лошадей.

Когда в его сердце вошла эта на всю жизнь оставшаяся любовь?

Может быть, тогда, когда он впервые увидел, как мчатся по Маршалковской легкие нарядные санки и рослые выхоленные кони, распустив по ветру хвосты и гривы, мечут из-под копыт комья смерзшегося снега и грязи.

Или когда он смотрел, как тянутся на товарную станцию и за Вислу, в предместье Варшавы Прагу, громыхающие на булыжнике кованые фуры, запряженные тяжелыми и мохнатыми мамонтоподобными брабансонами.

Но верней всего, это произошло тогда, когда с завистью и восхищением смотрел он на пана Ковальского, отправляющегося на загородную прогулку. Пан Ковальский жил на соседней улице в особняке, огороженном высоким забором, утыканным вершковыми гвоздями.

По утрам пану подавали оседланную лошадь. Сам пан был тощим и плюгавым, но конь под ним поражал великолепием всех своих статей. Золотисто-огненной масти, с коротко подстриженным хвостом и гривой, он нетерпеливо перебирал тонкими изящными ногами, картинно изгибал лебединую шею и не менее картинно грыз удила.

«Вот бы проскакать на таком!» — мечтал Константин.

Пройдет полвека, пройдет почти вся жизнь. Многое изменится вокруг, во многом изменится и он сам. На смену одним привязанностям и пристрастиям придут другие. Река жизни течет. Меняются ее берега, открываются новые дали, и то, что вчера казалось важным и нужным, сегодня вспоминается с улыбкой. Диалектика.

Но неизменной и постоянной оставалась его любовь к лошадям. Любил ласково похлопать рукой по лоснящейся, теплой, вздрагивающей шее коня, почувствовать, как бережно теплыми влажными губами берет он с протянутой ладони кусочек сахару, радостно было видеть, как волнуется конь, с нетерпением ожидает, когда он наконец вденет ногу в стремя и легко вскочит в седло.

В восемнадцать лет Константин Рокоссовский был высоким, крепким, ловким парнем.

Когда грянула война с Германией, и всех мужчин начали переоблачать в штаны и гимнастерки цвета хаки, и на всех перекрестках мальчишки-газетчики истошными голосами кричали о зверствах пруссаков и о Вильгельме Кровавом, он, не предаваясь долгим размышлениям, решил добровольцем идти на фронт.

Жажда героического? Романтика ратных подвигов? Или просто понравилось, как лихо скачут гусары в своей нарядной форме и как ослепительно горят на солнце и победно гремят золотые трубы военного оркестра?..

Пришел в воинское присутствие, где теснились перепуганные, удрученные призывники.

— Хочу на фронт!

— Сколько тебе лет?

— Восемнадцать! 

Рано еще. Призываем с двадцати одного года.

— Так я вон какой...

Действительно, «мальчик достань воробушка»!

Согласились. Пушечное мясо нужно царю-батюшке.

— Только меня в кавалерию. Я люблю лошадей.

— Можно. Будешь служить в драгунском полку.

Уже на следующий день вахмистр эскадрона одобрительно крякнул, глядя на статного новобранца:

— Эк как вымахал! Знатным будешь драгуном!

Вахмистр не ошибся. Угадал в молодом парне будущего истого кавалериста.

Кавалерия в те давние времена была если и не основным, то, во всяком случае, самым нарядным и боевым родом войск: гусары, драгуны, уланы, донские, кубанские, терские, оренбургские, забайкальские и прочие казачьи полки.

Выносливый, понятливый, смекалистый, Константин Рокоссовский постигал военную науку быстро и легко. Вскоре, получив винтовку, пику и шашку, он впервые вскочил на злобно грызущего удила и брызжущего сумасшедшей пеной жеребца.

Так он стал рядовым 5-го Каргопольского драгунского полка 5-й кавалерийской дивизии.

Началась первая в его жизни война.

Немецких солдат драгуны почему-то называли бошами («Бей боше́й, как вшей»). Немцы кавалеристами показали себя неважными, тяжело хлюпали на жирных и ленивых лошадях — это он заметил сразу. Да и воевали они довольно тупо, без выдумки.