Сказание о 'Сибирякове'

- А вы кто, разрешите поинтересоваться? Может, чья невеста будете? матрос улыбался.

И Валя, подлаживаясь под игривый тон моряка, ответила:

- Да пока ничья, может, ваша буду. Я ваш новый доктор, вот кто. Мне бы к капитану.

Ее серые глаза смеялись, а на румяных щеках проступили ямочки, будто надавили пальцем, они так и остались. Матрос посерьезнел и уже просто, без наигрыша сказал:

- Ну, коли так, проходите. Эй, Василь! - крикнул он товарищу. - Проводи доктора до капитана.

После того как Валя представилась Качараве, боцман Андрей Тихонович пошел показывать ей "докторское" хозяйство. Настроение у девушки было хорошее. Капитан ей понравился - прост и приветлив, корабль - тоже. Он хоть и небольшой, но знаменитый, овеянный ореолом славы. Раньше воображение рисовало ей капитана человеком суровым, с холодным взглядом, с трубкой, никогда не покидающей рта, и, конечно, с бакенбардами, как у героев Жюля Верна. Увидев же Анатолия Алексеевича, она даже не поверила, что это и есть ее будущий начальник. Трубку, правда, он курил, но во всем остальном никак не соответствовал Валиным представлениям о старых морских волках. Качарава был молод, строен, выглядел почти юношей. Занятый делами, он ограничился кратким разговором с новым доктором, но и за те несколько минут, что Валя провела в капитанской каюте, она почувствовала: этот человек, столь мягкий в обращении, видимо, очень требователен, умеет заставить подчиняться себе.

Боцман шел следом за Валей, указывая дорогу. Он ступал осторожно, словно впереди него шагал не человек, а хрустальная ваза. Андрей Тихонович про себя отметил: "Зачем таких на корабль посылают, да еще в самое пекло? Ветер подует - снесет как былинку с палубы".

Санчасть размещалась в небольшой каюте, очень чистенькой и светлой. Валя осталась ею довольна. Боцман авторитетно заявил:

- Вот тут и будут ваши апартаменты, а больных у нас не водится, не положено.

- Ну и хорошо, - сказала девушка.

Каюта врача, такая же опрятная, как и лазарет, оказалась рядом.

Весть о том, что на пароходе появился новый врач, что это девушка, да еще симпатичная, мигом облетела судно. И сразу, откуда ни возьмись, появились "больные". Люди шли к доктору с каждой царапинкой: "Болит - мочи нет!" Валя всех внимательно выслушивала, осматривала и щедро смазывала царапины йодом. Матросы тут же начинали уверять, что им полегчало. Она улыбалась, понимая шутку, и говорила:

- Вот видите.

К вечеру добродушный боцман обнаружил, что добрая половина матросов "заболела", ходят забинтованные. Даже Юра Прошин пришел познакомиться с доктором. Пришлось бедному парню проглотить таблетку от "боли в животе". Боцман не выдержал такого "безобразия" и отправился к лазарету навести порядок. Там он застал нескольких матросов. Увидев Павловского, они, казалось, присмирели, но несколько пар глаз лукаво смотрели на боцмана: теперь только и жди, что начнут сыпаться хлесткие остроты.

- Чего уставились, ребята? Шли бы лучше отдыхать, коли с вахты сменились.

- Да мы ничего, - ответил за всех кочегар Матвеев. - Давно не болели, вот и охота с доктором познакомиться.

- Да и вы никак тоже прихворнули? - сочувственно спросил боцмана Саша Новиков. - Может, у вас под ложечкой засосало? Али животик заболел?

- Нет, у боцмана аппетит пропал, - снова сказал Матвеев, - Осунулись вы, Андрей Тихонович. Так мы вас вне очереди. Не стесняйтесь, у доктора есть чем аппетит поднять! Эх, забористый спиртик, говорят, у медицины.

Сдержаться уже никто не мог, все раскатисто гоготали. Боцман, который старался оставаться серьезным, в конце концов не выдержал, махнул рукой:

- А ну вас к шутам! - и поспешил убраться с глаз долой.

Не вошел он тогда в кабинет к врачу, но все равно вскоре по палубам уже гулял рассказ, как "боцман лечиться, ходил".

За день до отхода в рейс капитан распорядился отпустить всех, кто просился, на берег. Возвращались на судно, лишь когда забрезжил рассвет. В сиреневом тумане на мокром бетоне причала группами стояли люди. Моряков пришли проводить родные, друзья, подруги. Грустно провожать корабль в любое время, а в военное особенно. У многих женщин в руках платочки, нет-нет и приложат к глазам. Только жены поморов не плакали. Они свое горе выплачут потом, дома, наедине. Исстари так повелось у поморов, у соломбальцев - особая это порода людей.

На "Сибирякове" было много соломбальцев: Павловский, Вавилов, Сафронов, Гайдо, Котлов, Малыгин. С родными прощались они молча, как бы стыдясь показать свои чувства.

Соломбальцы - люди двужильные, крепкие. Говорят они мало, и если уж говорят, то дельно, спокойно, заранее взвесив каждое слово. Потомственные северные моряки, они беззаветно любят Арктику и, как никто, умеют видеть и понимать ее красоту.

Интересна история Соломбалы, поселка, некогда выросшего на острове между Северной Двиной и Маймаксой. Большой знаток и исследователь Севера А.Максимов в середине прошлого века записал предание о том, почему поселок получил такое странное название.