Ничего не подозревая о «русском заговоре», управители Шемберга, относившиеся с высокомерием и презрением к средним и мелким уральским заводчикам, сразу пошли в наступление на кровные интересы соседей: пытались браконьерствовать с чужим лесом, чужой рудой и чужими людьми. К удивлению Демидова, тихий Осокин первым нанес ощутимый ответный удар: наказал на своей земле схваченных грабителей, пожаловался командиру, пригрозил расправой. Не пожелал разговаривать с обоими «геррами». Запахло крупным скандалом, и «герры» смутились: уж коли такая встреча от Осокина, то чего ждать, скажем, от Акинфия Демидова?
Обескураженные наглецы сразу притихли. Почувствовали, что не на робких напали, и решили ограничить свои аппетиты покамест только своим хозяйством. Правда, хозяину отписывали в Петербург целые победные реляции о почете, с коим относятся к новому владельцу прочие уральские заводчики, особенно сам генерал Татищев.
Акинфий внимательно следил, как вел себя Татищев, поражался его достоинству в столь тяжелых обстоятельствах. Не понравилось было Демидову, что командир лично присутствовал при передаче Кушвинского завода. Но потом Акинфий оценил это, как хитрость: капитан петровской артиллерии просто решил выставить себя перед императрицей как покорный слуга.
Демидов уже заканчивал великолепную отделку тагильского дворца. Укупчивое колыванское серебро в короткий срок помогло доставить в Тагил и лучших мастеров, и баснословные предметы убранства – бронзу, мрамор, малахит, фарфор, ковры: персидские, китайские, текинские. Архитекторы-декораторы ставили предметы по своим местам. Притом, с соизволения Акинфия, делали по законам художества, ставили все капитально, незыблемо, навечно. Если бы кто из потомков задумал в будущем что-либо переставить, след на старом месте было бы не отмыть!
Привезенная из Ревды Анфиса с первого дня удивила Акинфия хваткой заправской домоправительницы. Ее голос был всегда ровен и спокоен, но уж если прикрикнет – слышно во всех закоулках дворца. Прислуга носилась по ее приказаниям, не касаясь ногами пола.
Собственную жизнь во дворце Анфиса обставила пышно в двух покоях. Спала на кровати кипарисового дерева, привезенной из италийской земли. Научилась одеваться по столичной моде, даже завела себе пудреный парик для выхода к столу при гостях. Стала ослепительной русской красавицей, но любовницей Акинфия так и не сделалась.
3
Тот тяжелый майский день был в природе пасмурен с утра. На рассвете Акинфий узнал: в шахте, что врыта в гору Высокую, произошел страшный обвал. Хозяин тут же потребовал верховую лошадь и поскакал на шахту.
После несчастья жизнь в Тагиле как-то притихла. Никого из жителей близко к шахте не подпускали. Жены рудокопов рвали на себе волосы; нарастало глухое волнение, ходили слухи о большом количестве жертв. Лишь в полдень пришли новые вести от спасителей: от них прибежал в слободу шахтеров посыльный успокоить жителей. Сам хозяин велел передать семьям, что раненых многовато, помер только один, притом холостой парень...
Далеко за полдень к демидовскому дворцу подкатила тройка вороных.
Анфиса, увидев в коляске незнакомого важного барина, сама вышла ему навстречу.
– Дозвольте узнать, с кем имею честь? – спросил приезжий.
– Домоправительница Анфиса Семеновна Кулина.
– Весьма рад. А где же сам хозяин?
– Акинфий Никитич скоро должен воротиться. Он в шахте на Высокой горе.
– Что ж, так и надлежало ожидать. Попрошу передать господину Демидову мое почтение. Скажите ему, что проездом наезжал к нему из Кушвы Василий Никитич Татищев.
Услышав имя грозного горного командира, Анфиса похолодела, но и виду не подала, что разволновалась. Заговорила еще учтивее:
– Помилуйте! Неужели не зайдете передохнуть? Того гляди, дождь пойдет. Прощения прошу, ваше превосходительство, но посмею не отпустить вас в дальнюю дорогу.
Татищеву понравилась и наружность этой величавой женщины, и то чисто русское неподдельное радушие, с каким она вела разговор. Дорога его утомила, пыль набилась во все поры, да и пить хотелось.
– Не обижайте моего барина отказом. Милости прошу, ваше превосходительство.
– Что ж, быть по-вашему.
Анфиса подала гостю руку, чтобы помочь сойти с экипажа. Генерал лишь слегка дотронулся до протянутой женской руки и молодцевато соскочил на землю.
– Вот радость будет Акинфию Никитичу! Сюда прошу...
Анфиса всходила по ступеням рядом с Татищевым. У дверей их встретили с поклонами четверо слуг в малиновых ливреях.
– Спиридон, проводи его превосходительство в аглицкий покой. Двух лакеев приставь. С дороги дальней наш генерал пожаловал. Испить что прикажете покамест послать?
– Квасу бы холодненького, если найдется.
– Все, что пожелаете, – мигом!
Окруженный ливрейными лакеями, Татищев направился к «аглицкому покою» и слышал, как Анфиса распоряжалась на крыльце:
– Петька, духом единым за хозяином. Немедля пусть домой вертается. Горный командир в гостях.