– Меня где укроешь?
– Возле батюшки до поры до времени побудешь.
– Великое на этом спасибо... Люди тебе нужны? Так послушай, что скажу. Дай мне своих верных людей. Разошлю их по Руси, и приведут они тебе дельных мужиков. Приустал народ от Иванова правежа.
– За сие обещание тебе низко кланяюсь.
– С этого дня, Семен Аникиевич, считай меня другом своим и помощником до могилы. Лонись, по осени, в Москве брата твоего Якова видел. Отозвал бы ты его сюда, а то на Москве скоро от хмельного сгорит!
– Знаю. Только сам рассуди, можно ли Строгановым на Москве без глаз и ушей остаться?
– Можно. Царь клевете на Строгановых не поверит.
– Кто знает! Поверил же клевете на тебя?
– Я не Строганов. И притом новгородского рода-племени. Царь Московский нас не жалует.
– Не Строганов, говоришь? Чем хуже? Ты, боярин Макарий, тоже целое царство к Руси пришил.
– Пришить-то пришил, это верно, а вот с кромешниками, с Малютой окаянным, не спелся, в ряд шагать не сумел. Да и Годунову, зятю Малютину, поперек дорожки, видать, стал.
– Чем друг другу помешали?
– Сдается мне, что больно высоко Борис Федорович метит.
– Говоришь как-то непонятно.
– Поживем – увидим. Рановато еще догадки строить, только добра я от нонешних приближенных к царю не жду. С горестью об этом речь веду. Зазорно мне, седому, затравленным волком с родных мест бегать да хорониться от клеветы с ликом, нахлестанным кулаком. Тебе спасибо за выручку, чем смогу, тем и поблагодарю.
Семен пристально посмотрел на Голованова.
– Душно в горнице. Пойдем на волю.
В ночной темноте они постояли на крыльце.
– Какая темень, боярин! – тихо сказал Семен. – Оторопь берет, пока на небо взора не кинешь. Звезды на нем яркие, каленые. Всей Руси они светят. Поглядишь – и на сердце легчает. Верю: никогда, боярин Макарий, ни от какой беды не сгинет Русь!
3
За околицей займища солеваров и кричников в густом пихтаче и сосняке бежит с торопливым говорком речка Студеница. Родится она из лесных ключей и родников. Вода в ней до того холодная, что хлебнешь – сразу зубы заломит.
За версту от ее впадения в Каму налажена на этой речке, среди соснового бора, плотина – запруда. Люди надумали, чтобы сила воды им на пользу шла и попусту не пропадала.
Речка выше плотины вольготно разлилась, превратила овраги в омуты. В бору папоротник, муравьиные кучи. На версты в нем вокруг – природные борти, а возле запруды понавешаны на деревьях колоды ульев. Не сразу углядишь в бору пчельник – приземистую избу, омшаники и медуши.
Хозяйствуют здесь строгановские бортники, престарелые братья Фома и Михайло. Давние жители Камы. Подобру-поздорову убрались от разных бед из-под Ростова Великого. Обжились по камскому укладу и прикипели к бортничеству. Уже при них Аника Строганов выбрал место для Кергедана, а после царской грамоты Фома и Михайло, вместе с Камой, землями и лесами, стали строгановскими.
Свайные столбы запруды покрылись зеленым, ласковым для глаза мхом, будто скатерками из заморского бархата. Возле плотины – две мельницы. Для пригожести около них насажены березы и черемуха, а ветлы выросли сами: наломанными сучьями строители крепили берега, чтобы не размывал их сброс воды. От крепежных сучьев и веток пошла бойкая молодь, и заросли ветлами берега пруда и Студеницы до самого устья, где вливается в Каму ее чистая как слеза вода.
Второй десяток лет трудится Студеница на людей. Кидает воду на осклизлые лопасти водяных мельниц, заставляет ворчливые жернова в поставах дробить хлебные зерна.
На берегах запруды места приглядные. Сходятся сюда по вечерам молодые парни и девушки под сень берез, в кущи черемух водить хороводы.
В устье Студеницы – пригорок с редкими соснами. Охватили его мочажины с голубыми половиками незабудок. Давным-давно было на пригорке мольбище языческой чуди. Над зарослями вереска уцелел каменный идол по прозванию Золотая баба – грубое изваяние женщины с двумя младенцами на руках. Тут же доменка и две кузни со станками для ковки лошадей.
Здесь-то, на берегу, Иванко Строев с плотниками и мастерил свою первую на Каме ладью. Работали с охотой. Иванко людей подобрал дельных, годами намного себя старше. Сноровка и обиход артельного старосты пришлись работникам по душе, дело подходило к концу.
Появление Иванка в Кергедане не прошло незамеченным для девичьих глаз. Частенько приходили девушки смотреть, как плотили и оснащали ладью для хозяйки. Борта уже украшены кружевной резьбой по дереву. На носу прилажен выточенный лебедь.
Предстоящий завтра показ ладьи на плаву волновал Иванка. Придирчиво осматривал свою работу, правил малейший изъян, но мало ли что случается в беге на воде!
В сумерки артель разошлась по домам. Иванко долго беседовал с Досифеем. Его также волновал показ ладьи в деле. Иванко проводил и его, и неизменную Досифееву спутницу – волчицу Находку до мельниц уже в темноте и вернулся на берег, к ладье. Здесь и решил скоротать ночь у костра.