Сказание о страннике

Благодаря желанной передышке, все ощутили, какая сверхъестественная тишина здесь царила. Трудно сказать, из-за тумана ли или потому, что в этом сером каменном мире не было жизни. Путники почувствовали безумное одиночество и полную беззащитность. Гэп дрожал, и не только от холода. Ни дуновения ветерка, ни карканья ворон... даже облака не двигались. Всё молчало, лишь изредка раздавался шорох сланца, соскальзывающего вниз по склону, или далёкое блеянье горного козла.

— Чего мы ждём, Нибулус? — тихо спросил Финвольд.

— Не знаю, — ответил пеладан. — Прислушиваюсь к...

Очередное блеянье раздалось где-то высоко над ними, и одинокое эхо тотчас поглотила тишина.

— Пеладан. — Лесовик неожиданно возник рядом с предводителем. — Если мы собираемся остановиться на ночь, то лучше сделать это побыстрей. Нужно найти безопасное место. Здесь в лощине есть ещё что-то кроме козлов. Они боятся, слышишь?

От мрачных слов колдуна Гэп задрожал ещё сильнее. Юноше страстно хотелось домой. Но оказаться одному ночью в горах было все же страшнее, поэтому он постарался успокоиться. Однако Гэпу казалось, что они скачут прямо в лапы неведомой опасности.

Нибулус обратил внимание на тон Лесовика, но, будучи не понаслышке знакомым с опасностью, не испугался слов лесного шамана. Воин принялся изучать скалы. Справа — обрыв в неизвестность, в непроницаемый туман, заполнивший котёл лощины, как колдовское варево. Слева высился крутой склон.

Пеладан задумался. Этот склон, похоже, ведёт к тому самому мосту через водопад. Подъём предстоит трудный, по осыпи, но если они смогут подстегнуть лошадей, то доберутся до моста меньше, чем за полчаса. Тогда ещё останется время, чтобы найти обещанные Гвилчем пещеры и расположиться на ночлег.

— За мной! — выкрикнул Нибулус. — Вверх!

Подъём оказался труднее, чем он думал. Ведь ему приходилось ехать на ностусе — боевом коне пеладанов, лучше которого за деньги не купить. Эти кони были большими и сильными, свирепыми в бою и послушными любому капризу своего хозяина, но совершенно беспомощными на горной дороге из-за своего веса и массивности.

Лучшей чертой ностусов — что в переводе с пендонианского означало «верный» — была их преданность хозяину или главе табуна. Эта черта оказывалась необычайно полезной в длительных походах, когда, в отличие от других лошадей, их можно было оставить без привязи и не стреноженных, чтобы они сами о себе позаботились. Воин мог доехать на таком коне до гор, там спешиться и продолжить путь уже пешком. Когда он возвращался несколько дней или даже недель спустя, ностус поджидал его на том же месте. Более того, эти кони могли объединиться, чтобы отразить нападение хищников — медведей или снежных гиен — даже в отсутствии человека.

Но Молотобой был здесь единственным ностусом, и Нибулус не хотел оставлять его одного ночью. По правде говоря, пеладана охватывал ужас при мысли, что придётся самому в доспехах карабкаться по этому склону.

Боевому коню подъём давался тяжело, как и остальным лошадям. Сделав три шага вперёд, Молотобой тут же съезжал на два шага назад, а когда Нибулус пробовал пустить его зигзагом, оказалось, что коню никак не повернуться. Тем временем Эппе и Гэпу пришлось спешиться и вести пони за собой; а Финвольд вообще был вынужден тащить за удила ржущую Квинтессу, упираясь в щебень каблуками и свободной рукой пытаясь поддерживать равновесие.

Только Болдху подъём давался легко. Копыта маленькой проворной ад'тманки, формой как лопатки — чтобы соскрёбывать снег и лёд с травы, — с необычайной лёгкостью преодолевали крутой склон. Отпустив поводья, странник уже давно мог бы оказаться наверху, но несколько неохотно решил держаться возле остальных.

Взмокнув, несмотря на холод, и окончательно вымотавшись, путники поднимались выше и выше. С каждой минутой становилось всё темнее. Они боялись, что вскоре ничего не смогут разглядеть.

Гэп посмотрел вниз в туманную мглу и вздрогнул. Неведомо, сколько придётся падать, если сорвёшься. К его ужасу, Пугало продолжало соскальзывать по коварному склону, вызывая осыпь мелких камушков. Животное явно начинало паниковать, и не нужно быть колдуном, чтобы понять — его страшил не подъём. Только лошади, Лесовик да исчезнувшие куда-то горные козлы чувствовали чуждое присутствие.

Нечто там, наверху, поджидало их.

И вскоре почувствовали тот же страх, сжимающий всё сильнее, остальные. Обернёшься — никого нет, и словно каменные лица смотрят со скал. Ритм сердца барабанной дробью отдавался в ушах, а впереди уже замаячили очертания каменного мостика, подобные открытой голодной пасти.

Наконец они добрались до вершины. Вновь найдя тропу, путники стояли, часто и тяжело дыша, мокрые от пота, всего в тридцати ярдах от моста. Кроме водопада и самого моста, вокруг не было ничего, только скалы. Никакое зло их здесь не поджидало.