— Коварные и злые, — упрямо повторил Паулус. — Мы даже не едим существ из таких мест, ни рыбу, ни мясо; здешние обитатели грязные и отвратительно пахнут. Говорю вам, мы ступили в земли зла.
В иное время Лесовик, наверное, стал бы спорить, но предыдущей ночью ему приснился тревожный сон: он стоял посреди пустоши, а навстречу плыла, не касаясь травы ногами, женщина с тёмными волосами. Такими же тёмными, как и её аура.
Тем временем Нибулус раздумывал над более насущными проблемами. Путь через горы длился дольше, чем предполагалось, и запасы провизии заметно истощились. Если бы им удалось быстро найти дорогу в Мист-Хэкель, то проблема решилась бы сама собой. Но отсутствие пути и скудная информация о городе — только то, что он лежит к северу от горной дороги — заставило путников большую часть времени заниматься добыванием пищи. Подобно кочевникам, они стали кормиться от земли, ставя на ночь ловушки и тщательно экономя провиант.
На сей раз Лесовик заслужил должное уважение своих спутников, проявив себя бесценным добытчиком. Он с лёгкостью выкуривал ос из гнёзд, чтобы собрать ароматных личинок, разыскивал съедобные корни, растения и грибы, выманивал из укрытий различную живность. Его знания дикой природы казались неиссякаемыми. Колдун находил способ удовлетворить любой вкус.
Ночами лагерь осаждали полчища бархатистых муравьев, которые раздражали путешественников до невозможности, оставляя болезненные укусы по всей коже. Только Лесовика муравьи не трогали: тот что-то пропел насекомым, упрашивая их не касаться его и не тревожить сон, и — к удивлению остальных путников — те послушались.
— Секрет прост, — объяснял потом колдун, — нужно их заранее умилостивить остатками еды, тогда муравьи уйдут.
Паулус ужасно злился, считая это капитуляцией перед «коварными тварями». Всякий раз, когда муравьи уползали с подношениями Лесовика, наховианец украдкой наступал на вереницу насекомых, втаптывая их в грязь.
На следующий день Болдх оставил отряд. Он просто вскочил на лошадь и ускакал на запад, навсегда покидая спутников.
Они беспомощно смотрели вслед удаляющемуся всаднику, пока тот не пропал из виду. Только Эппа попытался вернуть странника, по жалкий аллюр пони не мог сравниться с быстротой Женг, ад’тманки с Молельных равнин.
Когда вскоре путники увидели одинокого жреца, медленно возвращающегося с запада, чувство тщеты прогнало последние крохи хорошего настроения.
День не задался с самого начала. Всю ночь было холодно, студёный ветер свободно гулял по равнине, продувая до мозга костей, а под утро начался дождь. Сперва слегка моросило, однако вскоре дождь усилился, промочив насквозь не только одеяла, но и одежду. Первые попытки разжечь костёр оказались безуспешными. Когда же, умениями Лесовика, огонь занялся, на свет слетелась туча мошкары и маленьких чёрных мушек, жалящих путников все последние предрассветные часы. К шуму дождя и звону насекомых добавились постоянно изрыгаемые проклятия путешественников, но отогнать крылатых мучителей не удавалось.
Все поднялись уставшие и невыспавшиеся. Сонными глазами путешественники смотрели на тусклое и безрадостное утро. Серый туман окутал их плотной завесой, и было непонятно, где они сейчас и куда идти дальше.
Даже умело расставленные Лесовиком ловушки не принесли ничего, кроме старой и явно ядовитой жабы, которая злобно посмотрела на людей и неуклюже упрыгала в высокую траву.
Похоже, день предстоял тяжёлый.
Еды нет, дороги не видно. Вскоре всеобщее раздражение стало выливаться в ссоры, беспочвенные обвинения и нападки, стоило кому-нибудь сказать хоть слово.
— Когда наступают такие времена, — вдруг заговорил Паулус, — мы, наховианцы, стараемся брать пример с ястребов-ягнятников. Они не отворачиваются от пищи, каким бы грязным и старым ни было мясо, и сколько бы его уже ни ели другие охотники до падали. А когда они едят, то засовывают голову внутрь добычи, по самые плечи! — задумчиво продолжал наёмник. — Как бы я сейчас хотел быть ягнятником!
Состояние Нибулуса тоже нельзя было назвать радужным. Он полностью провалил первое испытание на звание сигна: ему не удалось создать из путешественников сплочённый отряд. Но ещё сильнее его раздражало то, что, помимо всеобщего недовольства, некоторые спутники оставались «себе на уме».
Беспокойные мысли на долгие часы лишили Болдха сна. Что он делает в Северных Землях, в тысячах миль от родного дома, среди таких разношёрстных и едва знакомых людей? И никто не мог бы дать ему ответа на столь важный вопрос, даже старый священник, убедивший присоединиться к походу.
Всю ночь он спорил сам с собой. Измученный разум снова и снова обдумывал причины; пока крохотные семена сомнений, заронившихся в самом начале, не дали всходы, и от вопроса «почему ты здесь» спрятаться не удавалось.
Очнувшись от короткого сна и узнав, что есть нечего, Болдх почувствовал себя ещё более уставшим и разозлённым. Он готов был всё бросить.
— Чёртовы походы! — раздраженно бормотал странник. — Кому они вообще нужны?