Сказание о страннике

— О, я не подумал, — ответил пеладан. — Давай посмотрим... так, да: «В болотах пленены мы были грязной ведьмой, коя подлостью лишила нас свободы. Но вырыли мы проход и ушли оттуда дальше в болота...»

— Проход! — Гэп хрипел от возбуждения. — Сказано, где?

— «...в той клети, что перед последней, сразу за расшатанной кладкой камней».

«Перед последней?» Значит, в его собственной камере. Гэп метнулся вглубь и начал обшаривать стены.

— Он написал, где именно?

— Прямо за тобой, слева.

— Что, здесь?

— Нет, здесь! Полоумный!

Гэп прекратил поиски и тихонько уселся в углу. Не найдя ничего лучше, он просто уставился на Лесовика, всё ещё находящегося в трансе.

Шаман неподвижно сидел на пятках, свесив голову на грудь. Произносимые им заклинания теперь звучали тише. Тут в неровном свете юноша увидел вокруг сгорбившегося колдуна меловой круг, по внешней кромке которого шли загадочные знаки. Теперь былое беспокойство сменилось любопытством.

Спустя несколько минут терпение Гэпа было вознаграждено. Песнь-заклинание Лесовика резко оборвалась, и шаман, обмякнув, распластался на полу. Ещё мгновение назад он сидел, собравшись, и вот его тело уже безвольно, подобно тряпичной кукле. Колдун лежал на спине в центре круга, словно труп, а его лицо покрыла смертельная бледность.

— Что он делает?

— Как думаешь, с ним всё в порядке?

— Замолчите! Он колдует.

Путники, напрягая зрение, в недоумении уставились на неподвижного колдуна. Все прекрасно понимали, что древние и непонятные знания шамана — часть чуждой веры, которая царила задолго до сложившихся традиций чародейства и алхимии. К тому же здесь, в мрачной темнице, наполненной дрожащими тенями и едва уловимыми звуками эха, было трудно усмирить воображение.

Неожиданно из раскрытого рта Лесовика показалась крохотная землеройка. Все в страхе замерли.

Крошечное чёрное создание с блестящей шёрсткой принюхалось, нервно подёргивая усиками. Маленькая лапка наступила на нижнюю губу колдуна, и вот уже вся землеройка выскочила изо рта, пробежала по лицу и с лёгкостью спрыгнула на влажную солому, покрывающую пол. Мышка стала настойчиво пробираться через мокрые вонючие стебли, пока наконец, не ступила на голый пол. Здесь она в сомнении замерла, поднялась на задние лапы и снова принюхалась, словно по запаху выбирая направление. Потом двинулась дальше, на сей раз гораздо медленнее, выбирая дорогу меж стеблей соломы.

— Она пытается что-то найти, — заметил Финвольд, его глаза сияли от восторга.

Тем временем землеройка добежала до решёток камеры, но вместо того, чтобы просто выйти наружу, стала змейкой огибать прутья, входя и выходя, пока не добралась до стены. После она резко изменила направление, выскочила в проход, быстро понеслась вдоль ряда камер напротив и практически свалилась в дренажную канаву, которая шла посередине прохода до самого колодца. Не испугавшись, одним прыжком достигла дна канавы и помчалась дальше. Она останавливалась только дважды: когда застряла в грязи, и когда схватила попавшегося по пути червяка. Добравшись до края колодца, землеройка замерла и стала внимательно вглядываться в зияющую темноту.

— Странно, — сказал Нибулус.

— Да уж, — согласился Финвольд.

Неожиданно землеройка яростно заверещала, никто и представить не мог, что столь крохотное создание способно издавать такие громкие звуки. Путники только таращили глаза в изумлении. Казалось, будто мышка зовёт кого-то там, внизу. Замолчала землеройка также внезапно. Не медля ни секунды, она бросилась обратно по канаве до камеры Лесовика, забежала внутрь и нырнула прямо в открытый рот шамана.

Тело колдуна содрогнулось, и он сел, затуманенным взором оглядывая всё вокруг, пока не увидел спутников.

— А вот и вы, — ослабевшим голосом произнёс шаман. — Я только что говорил с Болдхом.

* * *

Болдх проснулся от собственного крика. Тело покрыл липкий пот, странник дрожал от испуга и холода. Выпрямившись, он уставился в беспросветный сумрак ночи, сулящий беду. Последние обрывки сна ещё туманили разум и казались более реальными, чем пробуждение.

— Что за сон!.. — выдохнул Болдх, плотнее кутаясь в одеяло. По мере того, как ночные видения отступали, гром слышался всё тише.

Гром! Он тоже был частью сна? Болдх прислушался. Никаких признаков грозы. Похоже, гром звучал только у него в голове.

Да, теперь, сосредоточившись, он различал отголоски грома. Точно, внутри.

Содрогаясь, странник быстро нащупал в седельной сумке сухую лучину, чтобы разжечь огонь. На месте костра ещё оставалось несколько светящихся угольков, и вскоре маленькое, но уверенное пламя уже радовало глаз, готовое прогнать прочь демонов ночи.

— Что происходит в моей голове? — произнёс вслух Болдх, согнувшись над потрескивающим огнём.