Сказание о Железном Волке

Непривлекателен был первый бивуак русских на Туапсе. Поляна, на которой раскинулся кругом отряд, занесенная снегом, вскоре по приходе войск сделалась грязна и топка не менее, как было на Гойтхе. Растоптанный снег перемешался с рыхлою пахотною землею. Спустишь ноги с постели, чтобы стать в середине палатки — и завязнешь на четверть, на две. А места получше, где бы разбить палатку, решительно не найдешь. Можно представить себе, в каком положении в зимних походах было небогатое имущество офицеров. По полу палатки по всевозможным направлениям текут потоки грязной воды, а сверху целую ночь, целый день и опять целую ночь барабанит частый, крупный дождь. Если бы еще был мороз, как обыкновенно зимой, можно бы выкопать в середине яму и наложить туда с костра жару. А тут и сырость и стужа, а ничего не поделаешь. Думаешь, что, прийдя на бивуак, отдохнешь, сбросив промокшее платье, ринешься на постель — вдруг оказывается, что она насквозь пропиталась водою; дорогою вьюк или в реку упал, или просто дождем промочило его совсем. Поневоле ни день, ни ночь не выходишь из сырости и мокроты. Если бы подобная обстановка продолжалась несколько дней или недель, все бы нипочем. Но в том-то и дело, что ей почти не видно было конца. Уже несколько лет, на западном Кавказе, отряды находились в горах, в крае суровом и безлюдном, на сотни верст от жилых мест, бессменно и зиму и лето. Приехать в станицу, поместиться в скверной курной избе офицеры считали блаженством; там сухо и тепло, что в походе зимою случается редко.

* * *

Итак, 21-го февраля, отряд должен был оставаться на месте; в окрестности лагеря назначено движение тремя колоннами, для уничтожения туземных жилищ. Первая колонна, подполковника Клюки-фон-Клугенау — 13 рот и две сотни казаков; вторая, майора Щелкачева — семь рот с дивизионом драгунов и милицией; третья, майора Попова-Азотова — одиннадцать рот. Первые две переправились через Туапсе и пошли по ущельям правых притоков; третья направлена в ущелья левого берега. Им кстати велено запастись фуражем. Уже две недели как лошади в отряде не видели сена. У артиллеристов и драгунов еще оставалось немного овса: офицерским и казенно-подъемным лошадям приходилось кормиться полусгнившими папоротниками, снятыми с крыш горских саклей. Кто на фуражировке найдет связку соломы, считает себя особенно счастливым. Сожжено несколько десятков аулов, и фуражиры привезли скудный корм для коней.

Потери в войсках не было.

Вечером 21-го числа снова приехали к генералу Гейману старшины, прося подтверждения вчера данного срока и обещая впредь строго следить за точным соблюдением обещания. Действительно, ночью на 22-е число уже не стреляли по лагерю.

* * *

«Завтрашний день дойдем до моря», — было только и разговора в отряде весь вечер 22-го числа. Завтрашнего дня все ожидали с нетерпением. «И что это такое за море?» — спрашивали солдаты своих товарищей. «Слыхать слыхал, а видать никогда не видал», — отвечали большей частью. «И как это воды столько, что конца ей не видно?» — возражали иные. Да и как было не интересоваться морем! Большинство, не только нижних чинов, но и офицеров в отряде, никогда не бывало на берегу моря. Но не столько новость предмета всех занимала, как каждому хотелось освободиться от тяжелого, давящего вас, если так можно выразиться, влияния гор. Уже столько времени даховский отряд находился безвыходно в горах. Куда не оглянешься, крутые, суровые свесы, глубокие обрывы, глухие ущелья, замкнутые со всех сторон котловины. Не верилось, что перед нами представится ровное, безграничное, отовсюду открытое пространство. Море в умах всех представлялось чем-то заветным, казалось, с достижением его, будет положен конец всем бедствиям, сопряженным с горным походом.

* * *

Ночлег с 22-го на 23-е февраля был уже в той прибрежной полосе, где снегу почти не бывает. Бивуак первой колонны помещался в котловине, представлявшей собою один большой сплошной сад, с множеством ореховых и других фруктовых деревьев. На рассвете, когда пробили генерал-марш, все было подернуто легкой изморозью. Батальоны собрались и выстроились как-то особенно скоро. Вьюки также на этот раз не заставили дожидаться. На лицах всех можно было прочесть если не радость, то по крайней мере полное спокойствие и удовольствие. Видно было, что настоящий переход выдается из прочих.

* * *

Еще рано поутру человек тридцать почетных шапсугских старшин, в парадных одеждах и на лучших своих конях, выехали навстречу. Они были представлены генералом графу и, следуя все время потом в конвое начальника отряда, сами показывали дорогу. С детским любопытством разглядывали недавние наши враги теперешних спутников.