Дежурный Наркомпроса предупредил, что в школу выехал курьер с "праздничной атрибутикой", и, быстро попрощавшись, положил трубку.
Банов скривил губы. Он не знал, что такое "атрибутика", и, может быть, поэтому показалось ему, что дежурный говорил с ним по телефону с нескрываемым высокомерием.
В кабинет без стука вошел завуч Кушнеренко. Озабоченно посмотрел на Банова.
- Может не хватить гвоздей! - сказал он.
- Должно хватить, - несколько удивленно произнес директор школы. Доложишь после обеда, если не будет хватать - попросим у стройки! - и Банов кивнул на окно, за которым виднелась свежая кирпичная стена будущего здания.
Кушнеренко вышел.
Банов в ожидании курьера барабанил пальцами по столу. Из коридора доносился шум. Хотелось чаю.
В дверь постучали.
Вошел учитель Можайкин с портретом Калинина в руках. Поздоровался и ищущим взглядом прошелся по стенам кабинета.
Банов с удивлением глянул на него.
- Товарищ директор... - заговорил Можайкин. - Надо повесить, положено, чтоб в кабинете директора был портрет...
Банов поджал нижнюю губу и тоже обвел взглядом стены своего кабинета: три стены, на одной - портрет Дзержинского, на второй - часы, третья занята книжным шкафом.
Учитель подавленно молчал, ожидая указаний директора.
А Банов тем временем думал: как быть? Снимать Дзержинского и вешать на его место Калинина? Или снимать часы с другой стенки и вешать портрет туда?
В дверь снова постучали. Три раза.
Вошел дежурный Наркомпроса в звании старшего лейтенанта с довольно большим опечатанным сургучом фанерным ящиком в руках. Он опустил ящик на директорский стол, потом попросил Банова расписаться на бумажке в получении и, козырнув, вышел.
Банов посмотрел на опечатанный ящик, потом на учителя Можайкина, и учитель все понял.
- Извините, - сказал он. - Я его здесь оставлю... Вы заняты...
И Можайкин тоже вышел, прислонив портрет Калинина к книжному шкафу.
Оставшись один, Банов прежде всего поставил чайник на примус. Потом распечатал фанерный ящик. Обнаружил в нем картонную коробку с ярлыком, на котором было написано: "Значки "Красный донор" - 1000 штук", отдельно лежала затянутая бечевкой пачка уставов организации с тем же названием и рядом такая же пачка листков с нотами и словами новой песни Орлова-Надежина "Юный донор".
Мысли Банова вернулись к портрету Калинина. Хотелось побыстрее решить эту задачу и спокойно посидеть за чашкой чая. "А что, если повесить его рядом с Дзержинским?" - подумал Банов, и мысль эта показалась ему вполне приемлемой. Он нашел в ящике стола коробочку с гвоздями и молоток и, встав на стул, вбил в стенку гвоздик как раз на уровне носа Дзержинского, но только справа, в полуметре от портрета рыцаря революции.
Когда Калинин уже висел на стене, Банов отошел к книжному шкафу и оттуда посмотрел на оба портрета.
"Да... - подумал он, мысленно вздохнув. - Да они ведь как братья! Так похожи!"
Потом заметил, что портрет Дзержинского висел чуть выше портрета Калинина, но подравнивать их не стал.
Время шло медленно. Осеннее солнце, иногда выглядывая из-за облаков, рисовало на полу кабинета квадрат окна.
Лозунги уже украшали вычищенный до блеска коридор второго этажа, и теперь за дверью директорского кабинета было тихо. Кушнеренко, перед тем как заняться третьим этажом, зашел к Банову и сообщил, что гвоздей хватает.
Все было хорошо.
От нечего делать директор почитал устав организации "Красный донор", а потом почитал и песню композитора Орлова-Надежина.
Устав как устав, да и песня как песня. Ничего особенно нового, подумал Банов.
В дверь снова постучали.
Зашел человек довольно зрелого возраста, с сединой в волосах, аккуратно и неброско одетый. Остановился в центре кабинета.
Банов смотрел на него вопросительно, ожидая каких-нибудь слов, но и человек этот также смотрел на Банова. И тут директору школы показались знакомыми глаза этого человека. Усталые, прищуренные глаза.
- Вы -товарищ Банов? - спросил после молчания вошедший.
- Да, - ответил директор.
- Моя фамилия - Карпович, - сказал человек. - Василий Карпович...
Банов, чуть повернув голову в сторону окна, посмотрел на Карповича искоса, словно присматривался к нему.
"Карпович, Карпович..." - мысленно повторял директор школы.
- В девятнадцатом, под Екатеринославом... помните, я приносил вам патроны... два ящика... на колокольню. У вас еще затвор тогда заело у "максима".
После напоминания Банов легко вспомнил этот эпизод, и лицо его выразило улыбку.
- Садитесь! - сказал он Карповичу. - Чай будем пить? Карпович расслабленно улыбнулся в ответ. Кивнул. Директор школы достал две кружки. Чайник уже стоял на примусе на подоконнике, оставалось только подкачать и зажечь примус.
- А я газету читал недавно, там заметка о школе была, и вдруг вижу директор школы В. Банов... - говорил Карпович. - Вот и решил отыскать и проверить: ты ли это? Извини, что на "ты" сразу, может...
- Да ну, перестань! - оборвал его Банов. - Что мы, чваниться тут будем?! Ты-то сам где сейчас?
- Тут, в Москве. В общем-тоне сложилось как-то после войны в смысле специальности... Дворником в Кремле работаю...