Сказание об Ольге

– Водопровод, – сказал Феоктист. – В случае осады городу не грозит безводье: подводные трубы питаются из глубин. Устройство зиждется на знании математики и механики.

Потом смотрели Святую Софию.

– Здесь, – рассказывал бойкий Феоктист, остановясь на площади перед собором, – ты видишь, княгиня, чудо премудрости Божьей. Господь наш вложил в строителей понимание веществ и пропорций, и они воздвигли этот храм на тысячи и тысячи лет, ибо нет на свете силы, кроме высшей, могущей его разрушить. Его камень скреплен смесью свинца с негашеной известью и окован железными обручами, а в удивительный сей купол, как бы поддерживаемый в воздухе невидимой рукой, положены для легкости пемза и кирпичи с острова Родоса, они в пять раз легче обыкновенных кирпичей. Погляди, как искусно сочетаются в облицовке здания различные виды мрамора: вот этот белый с черным – босфорский, желтый – мавританский, бледный с темно-серыми жилками – каристский, а розовый и пурпурный с серебряными цветками фригийский. Истинно, ничего более прекрасного нет на земле. А строили Софию десять тысяч работников, и им каждый вечер платили жалованье серебряной монетой.

Вошли внутрь. Сколько звезд в небе, столько там пылало свечей перед иконами. Огни бесчисленно множились в гладко обточенном мраморе колонн и дробились в золоте и дорогих каменьях; от этого с непривычки зажмуривались глаза и пол плыл под ногами, как на корабле в качку.

Голос Феоктиста жужжал:

– Весь мир христианский возводил Софию, все церкви и города внесли свою лепту. Эти восемь колонн из зеленого мрамора доставлены рвением эфесских должностных лиц, а те восемь порфировых – от некой благочестивой римской матроны. Иконы писаны лучшими живописцами, которые в продолжение этого подвига усердно постились и не прикасались к женщинам. А что видишь здесь золота, оно все чистое и литое, а самоцветные камни отшлифованы лучшими ювелирами, и малейшим из них не пренебрег бы вельможа для своего украшения… – Но что все это, – он воскликнул, – перед извечными святынями! Видишь портик? Ему название – Святой Колодец. Здесь воздвигнуты перенесенные из древней Самарии остатки того кладезя, возле коего Господь Иисус Христос беседовал с самаритянкой. Вот сии остатки! В алтарных же помещениях хранятся орудия страстей Господних: верхняя доска от Его пресвятого гроба, копье железное, коим было прободено Его ребро, а также сверла и пилы, ими был крест учинен для Его распятия…

Грянуло пение. Пело множество голосов, согласно и прекрасно. Ольга оглянулась и не увидела, кто поет и где – справа, слева, наверху ли, внизу ли; но будто рядом пели. В могучем потоке голосов и огней было торжество невиданное, неслыханное. Ольга пошла дальше, озираясь, вся наполненная этим пением и светом, ревниво растревоженная чужим торжеством.

* * *

В садах императора били высокие струи воды, оседая бисером на цветах и листьях.

По дорожкам гуляли павлины и трясли хвостами.

За солнцем и благоуханием садов была прохлада тенистых палат.

Через каждую палату шли долго, а пройдя ее, вступали в другую, а оттуда в длинный переход к третьей, а из третьей на крытую площадку с вьющимися растениями и бьющей водой, и все разукрашено было цветной росписью и мозаикой, и со всех стен глядели не то люди, не то боги.

– Этот зал, – жужжал над ухом Феоктист, – зовется триклин Юстиниана, а этот – триклин Пиксит, а этот – триклин Кандидатов. Теперь идем по галерее Сорока Мучеников. Теперь идем по вестибулу Лихн. Анфилада слева ведет к цуканистирию, где император упражняется в верховой езде. Кувуклий Камила… Илиак Фара… Макрон Китона, ведущий к консистории… Столовая Кенургия, ее роспись повествует о подвигах Василия Македонянина, основателя нынешней династии… Приготовься! Подходим к триклину Лавзиак, предваряющему Хрисотриклин, золотой тронный зал, где удостоимся зреть императора, да продлит Бог его царство.

Что в триклинах, что в макронах и вестибулах было видимо-невидимо людей. По сторонам рядами стояли стражники. Чужеземцев, светловолосых и светлоглазых, среди них замечалось больше, чем греков. Они стояли смирно, сложив на груди руки, но каждый при мече, и в узких рукавах шарами перекатывались их мускулы. Гораздо больше было народу невойскового, всё мужчины, но многие в одеждах длинных, как у баб. Маленькими шажками они сновали по каменным скользким полам и шушукались между собой, вытягивая узкие бороды. У половины, впрочем, борода не росла, ничего не росло на их желтых мертвецких лицах, и эти держали себя особенно важно. Бородатых и безбородых, кичащихся нарядами, были здесь, должно быть, не то что тысячи, а тьмы и тьмы. Ольга спросила:

– Это кто же такие – гости?

– Государственные чиновники, – ответил Феоктист, – состоящие на дворцовой службе.

– Куда столько чиновников?