Сказание об Омаре Хайяме

Луна нынче тем более была удивительна, что стояла она белоснежным агнцем посреди сплошной бирюзы -- так красива была в эту майскую ночь небесная сфера!

И Зодиак двигался медленно, чтобы все светила вселенной могли полюбоваться прекрасным Исфаханом.

Его превосходительство строг в правилах, набожен и точно следует учению пророка. Поэтому не слышно звуков ни чанга, ни бар- [Ч-001] бада, и рабыни не услаждают мужских глаз своими жаркими плясками. И не раздаются слова нежных газелей. Все значительно проще. [Г-001] Темный нубиец прислуживает мужчинам. Он старается держаться в тени, чтобы не становиться между луной и его светлостью -- главным визирем Малик шаха. Нубиец высок, гибок, словно кипарис, и молчалив...

Лунный свет падает на лицо хакима. Глаза его широко открыты, небольшая бородка, словно легкая повязка, тянется от уха и до уха.

Нубиец принес сосуд с шербетом, два тонкостенных фиала, суше- [Ш-007],[Ф-006] ных фруктов, миндаля в сахаре. Его светлость притронулся к кувшину: от сосуда повеяло прохладой. И его превосходительство подумал про себя: "Это хорошо". Потом он взглянул на раба своего вопросительно, не роняя ни слова. Нубиец не понял его. Оглядел суфру -- не позабыл ли поставить чего нибудь? Но все как будто было в порядке.

-- А еще? -- сказал визирь.

Нубиец не понимал господина, он не трогался с места, и его светлость улыбнулся. Омар эбнэ Ибрахим Хайям знал эту улыбку: широкую, открытую, истинную улыбку человека, у которого широкое сердце и который снисходителен к человеческим слабостям.

-- Омар, -- сказал он мягко, -- скажи этому истукану, чего недостает этой скудной суфре...

Омар Хайям бросил взгляд на суфру: она розовела по мере того, как луна поднималась выше, а Зодиак поворачивался к Исфахану всеми своими яркими созвездиями. Ученый не смог определить, чего же не хватает здесь. Мяса? Но ведь было сказано: фрукты и шербет! Какой нибудь посуды? Но ведь все налицо: тарелки, фиалы, [Ф-006] кувшин,..

И визирь пришел на помощь. Он сказал:

-- Я, кажется, намекнул достаточно ясно: вина недостает столу!

Нубиец разинул рот. Раб хорошо знал, что его превосходительство не терпит вина. Так зачем оно?

А визирь продолжал:

-- Приятная беседа требует вина... Не так ли?

Нубиец молчал из страха перед гневом господина. А ученый из почтительности.

-- Я жду ответа, -- сказал визирь.

-- Лучшая часть застолья, -- сказал Омар, -- это беседа.

-- Верно, -- согласился его светлость. -- Беседа -- показатель ума. И все-таки?

И он обратил свой взор к нубийцу, который стоял в тени и почти слился с нею. Он словно бы стал своей собственной тенью. Бесплотной. Как и надлежит рабу.

-- Шербет и миндаль -- что может быть лучше? сказал Омар, чтобы угодить визирю.

На этот вопрос, обращенный к кому-то, ответил сам визирь :

-- Лучше вино! Так говорят...

И он подал знак нубийцу. И вскоре появились на суфре кувшин красного и кувшин белого, как небосклон на рассвете, вина.

-- Поэты любят вино, -- сказал визирь.

-- Да? -- удивился Омар.

-- А разве нет?

Омар пожал плечами. Он сказал, что не очень хорошо знаком со стихотворцами. Да, кажется, поэты любят вино, ибо оно будоражит сердце и фантазию...

Ученый увидел -- причем очень ясно, -- что визирь прищурил левый глаз, а потом пыхнул толстыми губами, слегка прикрытыми негустой растительностью усов.

-- Можно подумать, что ты только понаслышке знаешь поэтов, -проговорил он насмешливо.

И его превосходительство прочитал некие рубаи про вино и про жизнь, воскрешаемую хмелем, про счастье, навеваемое им.

-- Твои? -- спросил он хакима.

-- Возможно, -- ответил Омар.

Визирь поразился.

-- Как это -- возможно?! Разве ты сомневаешься в этом? Разве не узнаешь своих рубаи?

-- Я не поэт, -- серьезно ответил ученый. -- Моя профессия -математика и астрономия. И философия.

-- А стихи? -- сказал визирь.

-- В свободное время, -- отвечал ученый. -- Иногда,

Визирь развел руками. Велел налить вина, что нубиец выполнил с величайшей расторопностью.

-- Мои мечты не о стихах, -- сказал жестко Омар.

-- А о чем же? -- визирь пригубил шербет и поставил фиал на [Ф-006] место. -- О чем же, Омар?

Хаким выпил вина, поднял вверх фиал и, словно бы провозгла- [Ф-006] шая нечто идущее из глубины сердца, сказал:

-- Моя голова и все существо мое заполнены мыслями об обсерватории. Только о ней!

Ученый посмотрел на луну. Она была очень яркая, как эта суфра на холодном каменном полу. Она плыла меж прозрачных облаков, и вместе с ней плыли все светила великого Зодиака, недосягаемого для взоров и ума человека. Тогда визирь прочитал на память еще рубаи. В четырех стихах, срифмованных строка к строке, восславлялась женщина, ее любовь, красота плоти ее, И снова сощурил глаз визирь, будто пытался уличить своего гостя в чем-то недозволенном.

-- Чьи это слова? -- спросил визирь, имея в виду стихи.

-- Возможно, и мои, -- уклончиво ответил Омар. -- Однако я приехал в этот прекрасный город не стихи писать, но заниматься астрономией. -- Он воодушевился: -- В наше время над всем духовным господствуют математика и философия. Только они способны возвеличить душу и ум человеческий!