Сказание об Омаре Хайяме

Зеленщик Джафар жевал кусок тонкого хлебца и мрачно посапывал. Он был толст. Он был не очень опрятен, и пот лил по упругим его щекам. Он прищурил глаза и сказал, что знает, кого следует убить. Если угодно, напишет имя негодяя на бумаге, и тогда можно будет проверить -- ошибся или точно угадал. Его друг по имени Бакр -- мясник, специалист по потрохам -- весьма заинтересовался заявлением Хусейна. Да, разумеется. надо убивать, и к тому же незамедлительно.

Зейналабедин-ассенизатор и старый Али-пекарь -- люди степенные и зрелые. Они прежде подумают, а потом уж скажут, что следует делать: убивать или миловать. Зейналабедин эбнэ Хусейн, собственно, не был ассенизатором в прямом смысле этого слова. Он возглавлял славный цех неких оборванцев, спавших днем и приводивших в порядок отхожие места по ночам. Это был уважаемый человек, и под началом его орудовала скорее банда разбойников, нежели ассенизаторов. Если бы главный визирь догадывался, кто это шарит по ночам в непотребных углах, наверняка постарался бы попристальнее приглядеться к исфаханским золотарям...

-- Кого же ты решил убить, Хусейн? -- спросил Али эбнэ Хасан. Он говорил шепеляво, но довольно четко. старательно выговаривая слова.

-- Сам знаю кого, -- глухо произнес Хусейн.

-- Этого еще мало, -- заметил хозяин.

-- Да, это так, -- подтвердил Али-ассенизатор.

Четверо мужчин, перед которыми стояли глиняные сосуды с водой и шербетом и, кажется, с вином, а также глиняные блюда с [Ш-007] хлебом и жареным мясом, перестали жевать и пытливо разглядывали Хусейна. Тот скинул с себя верхнюю одежду, бросил на нее свой кинжал и опустился на пол. Он был очень зол.

-- Кто знаком с хакимом по имени Омар? -- спросил Хусейн.

Мужчины задумались.

-- Омаром эбнэ Ибрахимом... Звездочетом и мошенником.

-- Мошенником? -- протянул хозяин.

-- Да, с мошенником!

Али эбнэ Хасан кивнул. Да, он знаком с человеком, который носит такое имя. Да, этот Омар к тому же и астролог, а может быть, и надим. Но мошенник ли? О каком это Омаре ведет речь Хусейн? [Н-001]

Хусейн оторвал кусок лаваша, разорвал его на мелкие кусочки и набил ими рот. Запросто. Как на базаре. В голодный день.

-- Если должность надима есть верный щит от всяческих грязных дел, -- сказал Хусейн, -- то мне не о чем говорить...

-- Почему же, сын мой? Говори...

-- Я полагал, что меня поймут с полуслова...

-- Возможно, и поймут. Разве это исключено? -- успокоил молодого меджнуна хозяин, умудренный опытом и знанием наук. -- Но надо хорошо подумать, прежде чем награждать человека таким емким словечком, как "мошенник". Ведь, как ни говори, понятие это растяжимо: есть мошенник на базаре, есть в науке, встречается он и во дворцах. Если угодно, и в мечетях. Разве все эти мошенники равнозначные? Один надувает на ломаный грош, а другой обкрадывает целое государство. Кого же ты имеешь в виду?

Хусейн обескуражен, но поглядел на окружающих, словно бодливый телок, и произнес загробным голосом:

-- Я имею в виду всякого, кто пользуется деньгами для того, чтобы совращать людей.

-- Каких людей, Хусейн?

-- Обыкновенных.

-- А все таки? Нельзя ли поточнее?

-- Можно и поточней, -- Хусейн лязгнул зубами. Они были крепкие, и оттого звук получился устрашающий. -- Я спрашиваю: имеет ли человек право красть чужую любовь? Красть только потому, что мошна потолще твоей? И называть себя при этом правоверным?

-- Это кто же правоверный? -- спросил хозяин, Не этот ли Омар Хайям?

-- Он самый!

Потом наступила тишина. Трудно было вмешиваться в этот разговор третьему, а сам Али эбнэ Хасан не торопился продолжать свои речи. Он казался утомленным, голова его была занята более важным делом, чем история о какой то любви...

-- Я его убью, -- пригрозил Хусейн. И он намотал на пальцы длинный стебель зеленого лука, положил его в рот и захрустел.

-- Убьешь? -- безучастно спросил Али эбнэ Хасан.

-- Да... Потом Эльпи будет снова моею. -- Хусейн разодрал пирахан на своей груди и воскликнул: -- Я же люблю ее!

И оглядел всех, ища у каждого сочувствия.

Хозяин усмехнулся. Он сказал:

-- Во первых, любовь не добывают кровью. Во-вторых, хаким, которого ты называешь своим врагом, не самый главный враг. Это так.

Али-пекарь закивал головой.

-- Ты просто не знаешь коварства этого звездочета, -- сказал Хусейн. -- Я совершенно уверен в одном: он самый главный враг, и я приведу свою угрозу в исполнение.

Али эбнэ Хасан поднял руку. Он нахмурил брови. И сказал:

-- Не о том говоришь, Хусейн, и не туда направлены твои мысли. Женщин на свете -- что песчинок на берегу моря. И ты найдешь себе другую. Как, впрочем, и сам хаким. Я не вижу причины для вражды из-за какой-то потаскушки.

-- Она не потаскушка, -- возразил Хусейн. -- Она несчастная жертва мужского прелюбодеяния.

Хозяин усмехнулся. Али-пекарь засмеялся громче. Другие подобным же образом выразили свое отношение к словам Али эбнэ Хасана.