Толпа замерла. Вопрос, обращенный к ней, был довольно неприятный: зачем ставить под сомнение власть всемогущего султана и его визирей? Какая в этом надобность? Но любопытно все же, кого имеет в виду этот дервиш и почему, собственно, он избрал местом своих разглагольствований именно этот базар?
И кто-то выкрикнул из толпы:
- Сам-то ты кто и что думаешь об этом?
Дервиш злорадно улыбнулся и чуть не разорвал одежду на груди своей:
- Я ничтожество, которое служит аллаху. Я вошь на этой земле. Я пыль пустыни. Вот кто я! А теперь скажу, что думаю, скажу без иносказаний, как учили меня в детстве. Душегубы, о которых говорю, - и вы это прекрасно знаете сами! - асассины Хасана Саббаха. Это его наемные убийцы. Им ничего, кроме власти, не надо! И не думайте, что они очень уж чтут пророков. Это все россказни для благодушных. Это сказки для малолетних, для несмышленышей. Можете мне поверить! У них нет жалости, они ненавидят лютой ненавистью его величество, всех его визирей. И если угодно, и нас с вами ненавидят.
В толпе началось покашливание. Кое-кто предпочел удалиться, чтобы быть подальше от греха: сейчас этот дервиш ругает асассинов, а потом его вдруг занесет совсем в другую сторону. Кому охота ввязываться в этакие дела? Здесь наверняка присутствуют глаза и уши его величества, наверняка запомнят они всех, кто слушал странные речи о делах государственных... Вот почему надобно стоять подальше...
Между тем дервиш расходился вовсю: он клеймил жестоким проклятьем убийц, противников законной власти, превозносил мудрость его величества, заклинал всех, кто слышит его, чтобы прокляли асассинов и Хасана Саббаха...
- А ты их видел в глаза? - спросил дервиша мясник.
- Кого?
- Асассинов.
Дервиш расхохотался.
- Может быть, они за твоей спиною или перед тобою, - ответил дервиш. Они, как вши, невидимы, но кусаются больно!
Мясник хотел было что-то возразить, но почел за благо промолчать.
- Ежели все, - продолжал дервиш, - ежели все вокруг повнимательнее осмотрятся, несомненно обнаружат присутствие асассинов, которых следует изловить и передать страже. Я слишком много перевидел их и знаю их душегубство.
Дервиш замолчал. И дал понять, что сказал все, что хотел. Люди начали разбредаться, втихомолку обсуждая между собою услышанное.
А сам дервиш?
Он постоял немного на месте, потом двинулся нетвердой походкой туда, где варили говяжью требуху: ему хотелось есть.
В пустынном уголке базара, куда дервиша занесла естественная нужда, подошел к нему некий господин. Он преградил дорогу.
- Я слышал твои слова. О них уже известно главному визирю, - так сказал этот неизвестный господин. - Его превосходительство повелел передать эти деньги тебе, дабы ты достойно утолил голод и жажду.
И с этими словами неизвестный передал дервишу горсть серебряных монет. Дервиш мгновенно прильнул к его руке и поцеловал ее долгим, благодарственным поцелуем.
- Добрый человек, приходи вечером к дому его превосходительства главного визиря, - сказал неизвестный, - спроси Османа эбнэ Абубакара. Это буду я. А там увидишь и услышишь то, что пожелает всемогущий аллах.
Дервиш поклонился и еще раз поцеловал дающую руку.
- Передай нашему великому господину, - сказал дервиш, - эти слова из Книги: "В Твоей руке - благо. Ты ведь над каждой вещью мощен!"
- Передам, - пообещал Осман эбнэ Абубакар и исчез в базарной сутолоке.
Дервиш поворотился вправо и влево, осмотрелся и убедился в том, что нет поблизости свидетелей. И снова продолжил было путь, влекомый запахами требухи и жареного мяса. Но теперь он несколько изменил свое намерение, направив стопы в харчевню, где мясо и рис, где соленая рыба и фисташки, где подают настоящее масло из орехов.
Он шел, все еще горбясь и слегка стеная, как бы неся на своих плечах груз годов и тяжесть нелегкой судьбы. И борода его, такая белая и тонкая, покачивалась в такт шагам.
А кругом шумел базар. Мясники расхваливали почечные части баранов, призывали покупать дешевую говяжью требуху, зеленщики потрясали пучками изумрудных трав, мятных, острых, горьких, южане хвалили орехи, и соленую рыбу, и прочую диковинную снедь, добытую в океане.
Дервиш постоял немного на пороге харчевни, словно бы не решаясь войти, а на самом деле пытаясь выяснить, кто находится здесь: кто ест, кто блаженствует после сытного обеда, а кто незаметно наблюдает за посетителями.
Как бы искусно ни маскировался дервиш, в нем все-таки можно было признать асассина Зейда эбнэ Хашима, которого мы уже встречали в крепости Аламут у господина Хасана Саббаха.
26.
ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ
О СНЕ, КОТОРЫЙ ПРИВИДЕЛСЯ
ОМАРУ ХАЙЯМУ
Это был сладкий сон. Как говорят в Хорасане, сладкий, как шербет. И пьянящий, как вино, сваренное на египетском сахаре. Вот какой это был сон!