Дрожащими пальцами Аньюн приоткрыла крышку сундука и вскрикнула. Краем глаза молодой Ворон успел увидеть шевельнувшуюся внутри живую змею — чёрную, скользкую и отвратительную. Тварь ощетинилась и громко зашипела, готовясь в любой момент броситься на княжну. Но прежде чем это случилось, Алак ударил чёрным ятаганом и отсёк рептилии голову. По толпе шиттариев пробежал изумлённый шёпот, сменившийся гробовой тишиной. Даже Ло'ке с некоторым сомнением посмотрел на Таодана. Он не ожидал, что вороний князь окажется столь решительным. Алак же, выпрямившись, устремил пристальный взгляд на Ши'хе. Грозохвост за спиной юноши ощетинился и приглушённо заклокотал.
— Браво, великий хан! — воскликнул Пятый янгул, улыбаясь как ни в чём ни бывало. — Вы только что доказали всем, что быстрее разъярённой змеи. Другие янгулы подарили вам ненужные вещи, а я подарил вам уважение и признание шиттариев.
Молодой Ворон окинул взглядом собравшихся вокруг палатки шиттарийцев. Они действительно теперь смотрели на него с некоторой заинтересованностью, а не с презрением, как раньше. Быть может, именно это спасло Ши'хе жизнь. Нахмурившись, Таодан сплюнул на землю.
— В следующий раз за такой подарок головы лишится не змея, а ты, — прошипел Алак, убирая ятаган обратно в ножны. Ши'хе, кажется, был разочарован таким ответом и, опустив глаза, отступил на шаг назад. Таодан с недовольством перевязал вокруг его руки чёрную ленту и, смерив пристальным взглядом, вернулся обратно к Аньюн. Девушка ещё дрожала — она совершенно не ожидала, что янгул поступит таким подлым образом. Теперь Алак действительно убедился в том, что Небесокрылая не могла предугадать действия этого тёмного гнусного человека.
Как только все пять янгулов получили свои чёрные ленты, настало время произнесения клятв перед новым шаттаром. Алак поднялся на ноги и, перешагнув через подушки, вышел на середину площадки. К юноше подвели Победоносного и протянули ему короткий нож с чёрным лезвием.
— Это ритуальный кинжал, — произнёс Га'кеон, встав напротив Таодана. — Обычно шаттарам дарят нового коня, но если у них уже есть жеребец, то ритуальным кинжалом ему состригают гриву, а хвост отрезают так, чтобы тот был не длиннее руки. Отрезанные волосы сжигают на костре.
Алак коротко кивнул головой. Он уже успел испугаться, что этим ритуальным кинжалом ему предстоит заколоть собственного жеребца. Но обычаи шиттариев оказались мягче, чем думал юноша. Подойдя к Победоносному, Таодан потрепал его по шее и, улыбнувшись, прошептал:
— Не беспокойся, — и стал осторожно отрезать гриву. Жеребец нервно захрапел и ударил копытом о землю, но остался стоять и терпеливо ждал, пока его хозяин закончит. Как только Алак расправился с гривой и хвостом, Га'кеон забрал состриженные волосы и, подойдя к большой жаровне, сжёг их на огне. После этого мужчина вернулся к молодому Ворону и протянул ему большое блюдце с белой краской.
— Окуните свою правую ладонь и приложите к крупу вашего коня, великий хан.
Алак послушно сделал то, что сказал ему Гао, и оставил белый отпечаток на шкуре Победоносного. После этого янгул позволил юноше сесть в седло жеребца и отошёл назад. Вернулся он уже с белой лентой. Ободряюще улыбнувшись нервничавшему Таодану, мужчина стал привязывать ленточку к уздечке Победоносного.
— Я, Га'кеон, Первый янгул и хан белого клана, клянусь в верности моему шаттару, обещаю хранить его самого и его драгоценную жену. Если конь моего шаттара падёт в бою, я отдам ему своего. Если шаттар мой окажется безоружен, я брошу ему своё копьё. Если шаттар мой погибнет из-за моей неосторожности, я немедля покончу с собой, потому что недостоин жить янгул, не сумевший защитить своего господина.
С этими словами Га'кеон привязал белую ленточку к уздечке Победоносного и, поклонившись Алаку, отступил назад. Остальные янгулы повторили то же самое, и лишь когда все они встали напротив своего нового шаттара, Таодан взял из рук Югена боевой рог шиттарийских воинов и продул в него три раза, объявляя о том, что он теперь великий хан, и кочевое войско подчиняется ему, как богу своему и хозяину.