Сказание первое: Клич Ворона

— Он тебя укусил? — Яван сжал рукоять меча, но успокоился, когда Ньёр покачал головой. Обойдя юношу стороной, мечник пристально всмотрелся в морду волколака. Тварь не шевелилась и не подавала признаков жизни, но даже после удара в живот могла просто притворяться. Волки были слишком живучими существами. Яван выпрямился и занёс меч. Острое лезвие пробил зверю грудь, и чудовище дёрнулось, истошно завыв. Только когда волчьи лапы безжизненно замерли, мечник вытащил свой клинок и вытер его о край плаща.

— Живучие твари, — выругался Яван. — Никогда не знаешь наверняка, сдохли они окончательно, или нет.

Марсель осторожно присела возле мёртвого волколака и приподняла его безвольную лапу. Жаль, такой экземпляр для экспериментов был! Девушка была бы не против поставить парочку опытов на ещё живом звере.

— Можно я хоть коготь его отпилю? — пробормотала княжна, поднимая на Явана взгляд. Мечник только махнул рукой и устало побрёл в коридор. Волколаки всё же добрались до Академии. Но это было ещё полбеды. Волчьи твари храбростью не отличались и никогда не нападали на двух, и даже на трёх человек. Этот зверь не сбежал даже тогда, когда в бой вступила Марсель со своей огненной магией. Яван всё больше и больше убеждался, что волколаки, нападавшие в этот и в прошлый раз, были другими, совершенно не такими, как прежде. Объяснить это можно было одним-единственным образом.

«Значит, Ночные Певцы снова объявились», — вздохнул Яван. Теперь он не удивлялся ничему. Этот чёртов мир катился в саму преисподнюю.

* * *

Снег хрустел под копытами могучих крепких жеребцов, уверенно поднимавшихся по дороге, что тянулась до самого Медвежьего плато. Холодный ветер завывал у гор и набрасывался на верхушки деревьев, трещавших под его натиском. Два молодых волчьих князя ехали молча, лишь изредка перебрасываясь парой слов. Мартин Улвир, старший из братьев, старался хоть как-то приободрить младшего Кольгрима, что ехал на вороном жеребце чуть позади. Молодой Волк выглядел угрюмым, весь ссутулился и мрачно смотрел на дорогу.

Идея со свадьбой ему категорически не нравилась. Это было больше похоже на добровольное рабство. Кольгрим привык к свободе и часто пропадал из поместья, отправляясь в ближайшие леса на целые недели. Он не был рождён для семейной жизни. Дети, семья, собственное поместье, наследники — всё это не подходило вольному Волку. И уж тем более он не собирался заключать никаких политических браков. Но его старший брат решил иначе, и теперь Кольгрим ехал на Медвежье плато, чтобы встретиться с девушкой, что уже этим вечером должна была стать его женой.

Женить Кольгрима, по словам Мартина, собрались на медвежьей княжне. Так уж получилось, что женщины у Сатарнов рождались крайне редко, и у старого Йорана была только одна дочурка. Зато хорошо известная на весь Север — Медвежья башка. Славилась она тем, что в четырнадцать лет на охоте со старшим братом убила медведя. В его-то шкуре Хильда с тех пор и щеголяла. Кольгрим был наслышан о ней, но вживую никогда не встречался и предположить не мог, что когда-нибудь именно эта девушка должна будет стать его женой.

— И только попробуй выкинуть что-то, как в прошлый раз, — пробормотал Мартин, бросив в сторону брата недовольный взгляд. Кольгрим лишь усмехнулся. О, «прошлый раз» он помнил очень хорошо. Младшего Волка уже пытались женить на княжне Койотов несколько лет назад. Улвир сбежал сразу после свадьбы, а потом узнал, что его невеста умерла, сорвавшись на своей лошади с обрыва. С тех самых пор Кольгрим был свободен. Он думал, что так будет и дальше, но Мартин снова всё испортил.

У небольшой узкой дороги, что змеёй тянулась до самого Медвежьего плато, их ждали трое провожатых — двое взрослых светловолосых мужчин в шкурах и лёгких кольчужных доспехах, и один молодой паренёк, укутавшийся в плащ так, что лица его вообще не было видно. Он прятался от снега, который слепил глаза и чудовищно раздражал. Пожалуй, это был весомый минус в жизни на Севере, где царила вечная зима. Но Волкам, как и Медведям, морозы были нипочём. Только Мартин кутался в длинный белый шарф, с которым он не расставался даже в помещении. Странная привычка.

— Добро пожаловать, светлейший князь, — пробормотал один из мужчин. Его голос был низкий и бархатистый, как, впрочем, у многих жителей Медвежьего плато. Речь их обычно была похожа на утробный рык или ворчание медведя. Второй мужчина только бросил в сторону Кольгрима пристальный взгляд серо-голубых глаз и усмехнулся, покосившись на сопровождавшего их мальчишку.

— Давайте поспешим, — сказал второй. — Ветер усиливается, скоро может начаться метель.

— Давайте, — весело заулыбался Мартин, пришпоривая лошадь. Он, в отличие от своего брата, едва ли не постоянно улыбался и производил впечатление такого приятного человека — весёлого, умного и общительного. Кольгрим же был пугающе мрачным, не любящим веселье и шумные компании. Братья даже внешне отличались. Младший Волк был на голову выше Мартина, смуглый, с тёмными волосами и ярко-голубыми глазами.