Сказания древа КОРЪ

По дороге домой, перебирая в уме события дня, Сергей Борисов не предполагал, что среди русских в Париже его мысль, высказанную капитану Старой Гвардии, поддержал бы, с оговорками, русский царь. Александр Павлович уже сожалел, что не оставил на троне Франции Наполеона или его малолетнего сына от Марии Луизы. С каждым днём всё большую озабоченность царя вызывало политическое упрямство Людовика, угрожающее нарушить хрупкое равновесие в послевоенной Европе. Тупоумный подагрик сразу вызвал недовольство народа безоглядным возвращением к старым, дореволюционным институтам. Бурбон не щадил и так уязвлённое самолюбие привыкшей к победам французской армии. Царь убеждал короля оставить нации триколор и даровать ей либеральный режим. Сейчас главное, внушал ему император, – умиротворение и объединение республиканцев, бонапартистов, роялистов, легитимистов, «если только не желать новых потрясений» .

« Надо уважать двадцать пять лет славы », – однажды закончил свой монолог император в надежде, что убедил этого толстошкурого осла. Куда там! Вместо идеи народного суверенитета, на чём настаивал самодержавнейший в мире монарх, брат казнённого Капета вскоре оглашает лишь манифест с обещанием от своего имени даровать народу представительное правление и основные гражданские права.