Сказания евангелистов

Судя также по некоторым другим фразам в Евангелиях от Матфея, Марка и Луки, мы можем сделать вывод, что отношения между Иисусом и его близкими не были чересчур нежны (Матфей, 12:46 и далее; Марк, 3:31 и далее; Лука, 8:19). Марк рассказывает: «И пришли матерь и братья его и, стоя вне дома, послали к нему звать его. Около него сидел народ. И сказали ему: вот, матерь твоя и братья твои и сестры твои, вне дома, спрашивают тебя. И отвечал им: кто матерь моя и братья мои? И обозрев сидящих вокруг себя, говорит: вот матерь моя и братья мои; ибо кто будет исполнять волю божию, тот мне брат, и сестра, и матерь» (3:31–35). Как выразителен этот краткий эпизод! Характерно прежде всего то, что Иисус не вышел на улицу к матери и братьям, а ответил им через посредника. Словно знал их намерения и опасался, что они насильно уведут его домой. А каков сам ответ?! Это резкая отповедь, лишенная какой-либо нежности, а ведь она адресована родной матери! Чтобы занять такую позицию по отношению к ближним, Иисусу, по-видимому, пришлось немало пережить и выстрадать. Полная мрачных, апокалипсических тонов история искушения Иисуса — символ переживаний человека, который в муках и тяжелой внутренней борьбе решает великую проблему своего жизненного призвания. Бездумные в своей ортодоксальной ограниченности, братья восстановили против него родную мать, всячески препятствовали ему в его деятельности и, наконец, дошли до того, что объявили его безумцем. Иисус, правда, выиграл этот бой с посредственностью, один из самых тяжелых в его жизни, но в сердце у него остались глубокая рана и чувство обиды. Сколько горечи звучит в его словах, приводимых Лукой: «Если кто приходит ко мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником» (14:26). Толкователи Нового завета могут возразить, что эта фраза имеет аллегорический смысл. Пусть так, но самый факт использования той, а не иной аллегории отражает, надо думать, субъективный опыт Иисуса. Семейный разлад сказался и в последние дни жизни Иисуса. Матфей, Марк и Лука единодушно сообщают, что никто из ближайших родственников Иисуса не появился у креста, когда он умирал, никто не позаботился о захоронении тела; его похоронил посторонний человек, Иосиф из Аримафеи. А ведь у них не было причин бояться, римское право разрешало семьям забирать тела казненных. Правда, Иоанн утверждает, что Мария вместе с другими женщинами стояла около распятого Иисуса, но мы уже знаем, что этот евангелист произвольно подбирал легенды, нужные ему для его теологических целей, не считаясь с исторической правдой. Поэтому большего доверия в этом случае заслуживают синоптики. Им незачем было сочинять историю, изображающую семейство Иисуса в столь невыгодном свете. Они просто фиксировали факт, о котором все знали и который поэтому нельзя было обойти молчанием. Мы уже приводили тезис библеистов о том, что все евангельские истории, которые идут вразрез с ведущей христологической идеей, или полностью достоверны, или содержат хоть крупицу истины. К этой категории следует отнести и сведения о семейных конфликтах Иисуса. Они дискредитируют одно из самых важных для христианства евангельских сказаний. Если Мария знала, что Иисус рожден мессией, ибо его рождение сопровождалось такими сверхъестественными явлениями, как благовещение архангела Гавриила, непорочное зачатие, ангельское пение и поклонение трех волхвов, то как она могла не понимать поведения Иисуса и считать его безумцем? Это гротескное противоречие подметил уже Цельс, писавший в своем полемическом трактате «Правдивое слово» (178 г.): «Что касается матери Иисуса, Марии, то она никогда не сознавала, что породила неземное существо, сына божьего. Напротив, христиане забыли вычеркнуть из евангелий фразу о том, что Мария считала Иисуса безумцем и вместе с другими членами семьи пыталась его пленить и изолировать от окружающих».

Иисус и Иоанн Креститель

Рядовой читатель евангелий, увлеченный их возвышенной, строгой и вместе с тем страстной атмосферой, поэтичностью и музыкальностью, как правило, не замечает скрытых изъянов повествования в виде всякого рода непоследовательностей, противоречий, взаимоисключающих сведений. Многие из них касаются мелочей, но есть и такие, которые затрагивают по существу важные доктринальные и исторические проблемы.