Сказания и легенды

Вот уж скоро две недели,
Как в Тонетах он гуляет,
Всех прохожих и проезжих
Он поит и угощает.
Миновало две недели,
Приезжает он в Тбилиси.
Парни стаей голубиной
Вкруг Арсена собралися.
«Помоги Арсену, боже,
Не спознаться век с бедою».
Он заходит к микитану,
Машут все ему рукою.
Деньги достает Арсена,
Говорит: «Со мной садитесь!
Братья! Коль убьют Арсену,
За душу его молитесь!»

То, что им он тут поведал,

Я врагу не пожелаю:
«Снилось ныне мне, что кровью
Бороду я омываю.
Чувствую, подходит гибель,
От кого — не все ль едино…
Иль татары мне изменят,
Иль убьют меня грузины.
Больше мне яиц пасхальных
Не держать своей рукою,
Если я убит не буду,
Сам покончу я с собою!»
«Что ж толкует наш Арсена?
Ведь его щадит и небо!
За пятнадцать  лет разбоя
Он в крови повинен не был.
У богатых отнимает,
Неимущих наделяет;
Бедняка нагого встретит —
Чоху с плеч своих снимает».

Вот Арсена к верхней Картли

Своего коня направил.
Как приехал он в Дигоми,
Всякий пить его заставил.
Налили бурдюк в дорогу,
Чтобы он тоску развеял.
Стал Арсена против Мцхета,
В Мухат-Гверди пир затеял.
На траву коня пустил он,
При дороге сел обедать.
А Георгий Кучатнели, —
Чтоб ему добра не ведать,
Да не снидет на злодея
Благодать святого духа, —
Едет мимо он Арсена,
С ним здоровается сухо:
«Будь здоров!» — «Ты тоже здравствуй!
Спешься, друг! Мириться станем!
Сядь со мной, Георгий, выпей,
Мать-отца твоих помянем!»
Стал браниться Кучатнели,
Мать-отца срамя обидно:
«Эх, бедняга ты, Арсена!
Потерял ты память, видно!
Как я буду пить, подумай?
Нынче — пятница страстная.
Да и деньги есть со мною, —
Сам бы мог купить вина я!»
Услыхал Арсена это
Да как хлопнет по колену:
«Пить со мной почел постыдным!
Где ж ты, мужество Арсены?»

Поднялся Арсена в гневе.

Весь, как яростное пламя:
«Стой! Отдашь коня, Георгий,
Иль расстанешься с деньгами!»
На коня вскочил Арсена,
Закричал: «Готовься к бою!»
А Георгий: «Не из тех я,
Что ты голой брал рукою.
Я с лезгинами сражался, —
Сорок пуль в меня пустили,
Двадцать пуль в меня вогнали,
Да с коня не повалили!»

Тут разгневанный Арсена

Вырвал саблю. А на деле
Пожалел — плашмя ударил
Лошадь, а не Кучатнели.
В рукояти сталь сломалась,
Безоружным он остался.
«Здесь мое померкло солнце!
В пасть я гибели попался!
Проклят будь ковавший саблю,
Пусть он мучится в геенне!»
В этот миг отсек Георгий
Руку правую Арсене.

И упал с коня Арсена,

Полный горечи и гнева.
Но кинжал в мгновенье ока
Обнажил рукою левой,
Ляжку он пронзил убийце,
И, хоть очи мрак туманил,
У врага отсек он ухо
И щеку ему поранил:
«Хватит мне с тебя, Георгий!
Лекарь мне уж не поможет…
Горе матери несчастной!
Все погибло! Век мой прожит!»
Молодой лезгин в дороге
С Кучатнели был бессменно,
В спину он из пистолета
Насмерть поразил Арсена^{98}Пал Арсен, привстал немного,
Левой опершись рукою:
«Выслушай, Георгий, раз уж
Ты расправился со мною!
Я зарыл семьсот туманов
В Каспи, под большой скалою.
Бедным те раздай туманы!»
И умолк он бездыханный.
В Мцхете плач. Когда об этом
Люди мцхетские узнали, —
Эти вброд переправлялись,
Те по мосту прибежали.

На большой паром положен

Был Арсен Одзелашвили,
Привезли его во Мцхета,
С почестью похоронили.
На его могильном камне
Надпись краткая хранится^{99}:«Здесь был лучшим среди лучших,
Там — бессмертьем осенится!»