Сказания и повести о Куликовской битве

Как известно, автор «Слова о полку Игореве» широко использовал в своем произведении символику, эпитеты и сравнения устно-поэтического происхождения, многие оригинальные образы «Слова» — творческая переработка автором поэтических средств, фольклорных в своей основе. Автор «Задонщины» особенно внимательно относится в своем произведении к устно-поэтическим элементам «Слова о полку Игореве», но у него они предстают в облике, более близком к их изначальной устной форме. Поэтому есть все основания утверждать, что «Задонщина» гораздо больше сближается с устным народным творчеством, чем «Слово». В «Задонщине» чаще, чем в «Слове», встречаются отрицательные сравнения, при этом в трехчленной форме, что ближе к устному народному творчеству (в «Слове о полку Игореве» отрицательное сравнение трехчленной формы употреблено всего один раз). Вот несколько примеров из «Задонщины»: «Уже бо, брате, стук стучит и гром гремит в каменом граде Москв. То ти, брате, не стукъ стучить, ни гром гремит — стучит силная рать великаго князя Дмитрия Ивановича, гремят удальцы руские злачеными доспехи и черлеными щиты» (с. 9), «И притёкоша срые волцы… То ти были не с*рые волцы — приидоша поганые татаровя…» (с. 9), «Тогда гуси возгоготаша и лёбди крилы въсплескаша. То ти не гуси возгоготаша, ни лебеди крилы въсплескаша, но поганый Момай пришел на Рускую землю и вой своя привел» (с. 9) и т. д. Автор «Задонщины» употреблет в своем произведении не зависящие от «Слова» обороты народно-поэтического происхождения: «таково слово», «быстрый Дон», «сырая земля».

Устно-поэтическая стихия «Задонщины», значительно сильнее и более непосредственно выраженная, чем это было в «Слове о полку Игореве», обусловила выдвижение гипотезы о фольклорном, устном происхождении «Задонщины». С этим невозможно согласиться. Устно-поэтические приемы, нашедшие отражение в «Задонщине», это не суть произведения, а поэтические средства, широко использованные его автором. Как уже отмечала В. П. Адрианова-Перетц, «есть эпизоды в Задонщине, наводящие на предположение, что в основе их лежат народные предания или песни».¹⁸⁹ Однако по сути своей «Задонщина» — памятник письменной литературы. «Задонщина», как уже отмечалось выше, сочетает в себе похвалу и «жалость» — плач. И похвала и плач по происхождению своему — жанры народно-поэтического творчества, но объединение их в едином произведении — черта только памятников литературных.¹⁹⁰ «Задонщина» восходит к «Слову» — памятнику бесспорно литературному и книжному. Сочетание в «Задонщине» поэтического текста с прозаизмами, элементами деловой письменности говорит о книжно-литературном характере памятника. Об этом же свидетельствует и сильно выраженная в «Задонщине» церковно-религиозная символика и терминология.

Сторонники устного происхождения и устного бытования «Задонщины» как на один из доводов, в пользу своей гипотезы ссылаются на состояние сохранившихся списков «Задонщины» — на многочисленные ошибки и подчас фантастические переосмысления текстов. В данном случае мы имеем дело с глубоким заблуждением. Характер списков «Задонщины», более чем что-либо другое, свидетельствует о книжной природе этого памятника. «Задонщина» с самого начала писалась как произведение книжно-литературного характера, что и дало себя знать в дальнейшей судьбе ее. Она воспринималась и переписывалась как книжно-литературный текст: в осмыслении непонятных слов и оборотов во всех сохранившихся списках «Задонщины» перед нами — типичные ошибки книжных переписчиков. Ошибки эти и книжные по характеру осмысления не понятых переписчиками слов и оборотов имелись уже в протографе всех дошедших до нас списков и далее появлялись в отдельных списках не потому, что эти списки были записаны «на слух» или писались по памяти, а потому, что в письменных текстах-источниках имелись уже ошибочные написания и не понятые переписчиками места.¹⁹¹ Ошибки плодили новые ошибки, а непонятые слова и обороты вели к попыткам осмыслить их. Поэтому совершенно прав Д. С. Лихачев, когда он пишет: «Сложный художественный замысел „Задонщины" отчетливо свидетельствует о высокой литературной культуре… Это замысел, в котором тонкая историческая мысль находит исключительно оригинальное художественное разрешение. Это произведение, написанное ученым для ученых же и для литературно искушенных читателей».¹⁹²