Сказания и повести о Куликовской битве

Великий же князь вседе на коня своего и прият его в руце свои: крепко, и взем палицу свою железную, и подвигнувся из полку вон, вое-хоте прежде сам начати от горести души своея и за свою великую обиду. И мнози князи руския и воеводы одержаша его и возбраниша ему, глаголюще: «Не подобает тебе, государю, великому князю и в полку нашем быти, но подобает тебе своим полком стояти и нас расмотряти, то пред кем нам явитися биющеся. Егда упасет бог тебе, государя великаго князя милостию своею, а нам, что случит бог: кому смерть и кому живот; и ты, почему⁶⁸ имаши разумети, как кого чтити и кого как жаловати. И мы готовы есмы в сий же день главы своя сложити за тебя, государя великаго князя. Тебе же, государю, подобает память творити, кто за тебе, государя, головы своя сложит, и в книги соборныя записати тех памяти ради, руских сынов, иже по нас будут, яко Олентий* царь Феодору Тирону* память творил. Аще ли же тебе единаго згубят, то от кого памяти чаяти будем? Аще и вси живи будем, а тебе единаго изгубим, то кий успех будет нам? И будем, яко стада овчая, не имуще пастыря, учнем волочитися ни на что же взирая, пришедше волки распудят нас, и кто имать нас собрата? Тебе, государю, подобает спасти себе и нас». Великий же князь прослезився и рече им: «Братия моя милая, добры ваши речи, не могу вам противу отвещати, известно бо глаголете, токмо ⁶⁹о словесех ваши⁷⁰* похвалю вас. Но весте и разумеете, братия моя вси, мучение страстотерпца Христова Арефы,* егда мучен Иустинианом Омиритом царем.* По многих же днех повеле его царь вывести на позорище и усещи. Доблии же воины крепкаго воеводы един пред единым спешит на смерть, и клонят главы своя под мечи, видевше живота своего конец. И той крепкий воевода Арефа возбрани своему воинству и рече: „Да ведомо есть вам возвратитеся, братие моя, яко аз у земнаго царя более вас был, и дары аз прежде вас взимах. И ныне прежде вас подобает увидети мне царя небеснаго и венец от него прияти, прежде подобает моей главе усеченней быти⁴⁴. Приступль же воин главу ему усекнув, последи же пятьсот воин такожде усечени быша. Тако же и ныне, братие, кто боле мене в вас рус-ких князех есть? Но аз вам был глава и блага от бога приях! А злых ли не могу терпети! Мене бо радиединаго вся сия брань воздвижеся на Русь. И како могу видети вас побиваемых, а сам стоя и смотря? Прочее к тому не терплю, да общую чашу с вами имам питп и смертию общею с вами хощу умрети. Аще умру — с вами вместе. Ныне же, аще останемся вси, то к тому же ко своим потягнем передовым полком уступившим нам».

А передовыя полки ведет Дмитрей Всеволож, с правую же руку ему идет Микула Васильевичь с коломенцы и со иными многими. Погании же бредут⁷¹ оба полки, негде бо им разступитися, мало есть места им. Безбожный же царь Мамай выехав на высоко место с темными своими князи, зря кровопролития человеческаго.

Уже бо полцы близ себе сходишася. И выеде из полку татарскаго печенезин, пред всеми мужествуя, похваляяся, хоробруя, подобен есть древнему Голиаду. Видев же Пересвет чернец, иже в полку бе Дмитрея Всеволожа, подвигся⁷² из полку вон и рече: «Сей человек ищет себе подобна. Аз же хощу с ним видетися!». Бе же шелом на главе его архангелскаго образа,* схимою вооружен, по повелению игумена Сергиа, и рече: «Отцы и братия, простите мя грешнаго! Брате Ослебя, моли бога за мя и напусти мя на печенега сего. Преподобие отче Сергие, помогай ми молитвою своею». И устремися противу его. Христиане же вси крикнуша: «Боже, помози рабу своему!». Они же ударишася крепко копии, едва мало удержашася, что не проломися земля под ними. Кони же на корчи падоша. Они же оба ⁷³ низпадоша на землю, ту и скончашася.

Наставшу уже второму часу дни, видев же великий князь, той рече ко полковником своим: «Видите, братие, гости наши к нам ближут, ту нам будет поведенная, от нея же убо испиша, веселы быша. Уже время подобно, и час прииде». И удариша кождо⁷⁴ по коню своему и крикнуша вси единогласно: «С нами бог!». И паки рекоша: «Боже христианский, помози нам!». Татарове же своими языки крикнуша.