Сказания Колдовского мира

— Он умер, а люди его, те, кто жив еще, присягнули другим властителям. Нет у меня теперь господина.

— Так куда же теперь лежит твой путь, мечник?

— Пусть нет у меня господина, но есть госпожа! Один путь у нас теперь, Мудрая Женщина.

— Да будет так. По какой же дороге и куда проляжет наш путь?

— Кругом война, госпожа. У меня свой меч, а у вас свой. Поищем-ка Псов, иначе зачем нам мечи?

Я рассмеялась. Замок Фроме был позади. Я теперь свободна. Впервые свободна… от опеки Ауфрики, от косых взоров завистливых жителей Роби, от заклятья драконьей чаши — простой чашей будет она отныне, а не путеводной звездой, ведущей меня в опасность. А, впрочем, война, колдовство… Я глянула на Джервона.

Внимательно следил за дорогой мой воин. Не глядел он тогда на меня, охранял. Так, значит, иначе может сложиться моя судьба, стоит мне лишь пожелать.

КУЗНЕЦ ВИДЕНИЙ

Dream Smith

Словно из золота и серебра чеканят слова сказители. Старые песни… и новые… Только много ли правды в них? Кто знает? Но и в самой невероятной истории может крыться зернышко истины. Вот хотя бы сказание про кузнеца видений. Трудно живущему ныне отыскать это зерно — все равно что вычерпывать до дна чадящий котел поварешкой.

Кузнеца, что жил в селении Гхилл, звали Бросон, и большую тайну своего мастерства знал он, и малую. А значит, умел ковать железо и бронзу, и с драгоценными металлами справлялся. Только редко приходилось ему изготовлять украшения.

Было у него два сына, Арнар и Коллард, пригожими были мальчики, и не только в Гхилле, что лежит у слияния рек в Итондейле, но даже в Симе и Болдре считали, что Бросон счастливчик. Дважды в год спускался он по реке к броду у Твая, отвозил туда свою работу: кованые петли и дверцы, засовы, мечи, а иногда даже ожерелья и броши из горного серебра.

Все это было еще до вторжения, и никто не нарушал мир в Высшем Халлаке, кроме разбойников, гнездившихся на высокогорьях. Поэтому мужчины верхних долин всегда нуждались в оружии. В Итондейле правил Вескис. Только редко видели его жители долины, ведь унаследовал он от матери земли на побережье, а потом женился там, и приданое жены еще увеличило его владения. Потому в своей здешней крепости он держал лишь горстку пожилых воинов, пару прачек, да и вообще почти все комнаты замка открывались только в Зимнепраздник, а после пиршества закрывались вплоть до следующего года.

На третий год после второй женитьбы Вескиса (о чем всех в долине оповестил глашатай) жителей Гхилла потрясло событие более важное, чем радости их властителя.

С гор спустился купец; в его небольшом караване один из пони вез мешки с ломаным металлом, которому Бросон не знал даже названия. Блеск грубых слитков заворожил кузнеца. Молотом и огнем испробовав небольшой кусок, кузнец боялся теперь упустить хотя бы один слиток и торговался изо всех сил. Откуда этот металл — купец не говорил. Бросон решил, что только из алчности утаивает он это. Пони к тому же захромал, и с искренней или наигранной нерешительностью купец продал-таки металл, и оба мешка, набитые, пожалуй, плавленым ломом, а не самородками, оказались в сарае кузнеца.

Бросон не сразу приступил к работе. Сперва опытным взглядом пытался он понять странный металл и прикидывал, к чему он пригоден. Наконец решил выковать меч. Ведь говорили, что лорд Вескис собирался, наконец, посетить самое западное из своих владений. А сделав своему господину подобный подарок, выказав мастерство, можно было надеяться и на ответные милости.

Расплавить металл Бросон доверил Колларду, у мальчика это уже хорошо получалось. Кузнец решил, что сыновья по очереди будут учиться работать с этим металлом, — ведь он был уверен, что торговец обязательно вернется в эти края с тугими вьюками.

Так сам дал он смерть телу своего сына, как когда-то дал ему жизнь.

Как это произошло, не понял и сам Бросон; Коллард же не проявил никакого легкомыслия, он и так был обстоятельным и старательным юнцом, но в кузнице произошел взрыв, почти разнесший ее на куски.

Были ожоги и раны, но Колларду пришлось хуже, чем отцу. Уж лучше бы он умер прямо тогда. Ведь после долгих месяцев мучений и отчаяния он выкарабкался в жизнь только наполовину, и не был уже полноценным человеком.

Шарвана, Мудрая и целительница, сразу же после взрыва взяла изувеченного мальчика к себе. Но из дверей ее дома вышел уже не Коллард, стройный, пригожий мальчишка, гордость отца, нет — выползло существо, подобное тем, что вырезаны на камнях в развалинах обиталищ Древних (к счастью, немного осталось таких — искрошило их время).

И не только тело его согнулось, словно под тяжестью столетий, даже лицо исказилось в непристойную маску, вроде тех, что ухмыляются в полночь меж ветвей заколдованного леса. У Шарваны было на все свое объяснение, но не могли же ее слова укрыть Колларда от взглядов сверстников, они и сами отводили глаза, когда он ковылял мимо.

Взяла Шарвана гибкую кору и вырезала из нее маску, чтобы прикрыл он изувеченное лицо. С тех пор мальчик не снимал ее, но старался держаться подальше от людей.