Сказания Меекханского пограничья. Север – Юг

– Хватит и того, что скажу: большую часть времени он скалился. Был готов послать в бой всех имевшихся у него людей, потому что ряды Семнадцатого таяли на глазах. Ко второй половине дня из тяжелой пехоты на ногах осталось только двести солдат. Арбалетчиков – чуть больше сотни, но это значения не имело, потому что стрелы закончились и у них. Даже артиллеристы потеряли пару десятков человек. Пространство на двести шагов перед баррикадой было так нашпиговано стрелами, что люди ходили по ним словно по жнивью. А у нас, в четырех ротах, оставалось едва ли с десяток лучников, от которых все равно не было никакого толку, поскольку от постоянной стрельбы пальцы у них кровоточили.

Десятник тяжело вздохнул и замолчал. На этот раз его никто не подгонял.

– А беженцы все еще продолжали подниматься. Всю половину дня, без минутки отдыха, шагали и шагали. Я разговаривал потом со многими людьми, которые шли той дорогой. Говорили, что сверху все было прекрасно видно. Баррикады, солдат, неисчислимую армию у врат долины. И штурмы, один за другим. Ветер доносил отзвуки битвы до самой вершины горы, и те, кто уже взошел на Лысицу, останавливались и смотрели, и даже солдаты не могли заставить их уйти, сдвигали их с места только очередные группы беженцев. И на самой дороге тишина была – словно в похоронной процессии. Никто не стонал, никто не жаловался. За полдень, когда у подножия горы осталось всего несколько тысяч человек, когда закончилась резня скота, се-кохландийцы наконец-то захватили баррикаду. Захватили ее так же, как мы избавились от первой. Огнем.

* * *

Эта атака отличалась от предыдущих, что было заметно уже по тому, как они в нее отправлялись. Не заслонялись ни щитами, ни фашинами, потому что вот уже долгое время баррикада не приветствовала их губительными залпами из арбалетов, да и стоящие позади машины стреляли реже, явно пытаясь беречь заряды. Пешие появились едва ли не вдоль всех порядков атакующей армии, но всего лишь в трех шеренгах. Только лучники. Приблизились к баррикаде на сто шагов и встали, сплотив ряды. Три ровных, отделенных друг от друга несколькими шагами полукруга. Между ними заняли место несколько десятков человек с горящими факелами.

– Огонь, – пробормотал Кавер Монель. – Наконец-то до них дошло.

Огненная линия пробежала вдоль рядов, натянулись луки. Три светящиеся волны полетели в сторону баррикады.

Горящая стрела в полете издает звук, какого не услышишь больше нигде в мире. Когда же летят тысячи таких стрел, кажется, что дракон вздыхает, втягивая воздух пастью, в которой уже горит неугасимый пламень. Вархенн считал драконов созданиями из легенд, из мрачных времен Войн Богов – но именно так ему тогда и казалось. Чудовище готовится испепелить мир.

Наконечники ударили в дерево, раздалось шипение и треск пламени. В несколько минут вся внешняя сторона баррикады загорелась. Стояли в ней купеческие фургоны из толстых, хорошо высушенных и просмоленных досок, которые должны были защитить от дождя и снега. Огонь любит такое дерево сильнее всего в мире.

Кочевники не довольствовались одним залпом, продолжали стрелять в баррикаду и над ней, словно хотели спалить все окрест. Через миг загорелись древки стрел, воткнувшихся в землю, заполыхали и повозки в последней, все еще не законченной баррикаде, а несколько стрел долетели даже до машин. Щиты стоявшей в резерве пехоты украсились горящими древками. А потом солдаты после неслышного наверху приказа принялись отступать в сторону прохода в последнем укреплении. Те, что стояли на средней баррикаде, выждали еще минутку и отправились следом. Стены их укрепления пылали, словно внутри печки, а вся конструкция шипела и тряслась под ногами. Они уже не могли ничего поделать.

– Спускаемся. – Черный Капитан широко, от уха до уха, осклабился. – Кажется, парень, ты еще сегодня успеешь омыть железо в крови.

Он встал.

– Вниз! Все вниз!!!

Почти двести стражников бросились к веревкам. Съезжали по ним так быстро, как только и умела Горная Стража. Меньше чем в пять минут обе роты встали за внутренней баррикадой. Кавер Монель отыскал стоящего к нему спиной полковника.

– Она будет гореть с полчаса, – начал он без экивоков, – потому, полагаю…

Командир Семнадцатого повернулся, и капитан замолчал на полуслове. Вархенн тихо застонал. Левая глазница Дарвена-лав-Гласдерна пугала пустотой, должно быть, горящая стрела ударила чуть пониже края шлема, когда он поворачивал голову вправо. Сломала кость у глазницы, пробила глаз и наверняка полетела дальше. Кожа на левой половине лица почернела и покрылась пузырями.

Заметив их, полковник скривился в жуткой полуусмешке.

– Наверняка это уменьшит выбор невест до тех, кто слеп от рождения, – прохрипел он. – Но, по крайней мере, мне не придется слишком уж капризничать.

Черный Капитан стоял неподвижно, а потом – молодой вестовой заморгал от удивления – вытянулся в струнку и отдал честь.