Сказания о Гора-Рыбе. Допотопные хроники

Объявился Уйго самолично к концу лета прямо посреди скита. На груди его в три нити висели позвонки больших рыб, запястья и щиколотки были украшены браслетами из радужной чешуи, в волосы были заплетены разукрашенные плавники. На лбу его была нарисована рыба, внутри которой был человек, внутри которого была рыба с человеком внутри.

«Я знаю, что ты искал меня», — сказал унх и сделал жест рукой, по которому стало понятно, что он будет говорить только со старостой. «Я искал тебя затем, чтобы ты предупредил меня об опасности, которой я не знаю», — сказал Прохор. «Плотина», — сказал Уйго. «Плотина?», — удивился Прохор. Он конечно же знал, что только сила воды сможет закрутить колёса нового завода. Он знал, сколько поселян в этот час работает, чтобы возвести плотину к сроку, назначенному заводчиком Демидовым. Но он никогда не думал о том, что завод и плотина грозят жизни всех береговых таватуйцев.

«Сильно ли подымется вода?», — с замиранием сердца спросил староста. «На четыре человека». — ответил Уйго. Это означало, что с пуском плотины под воду должны уйти и молельный дом, и дворы береговых поселенцев.

«Когда?». — «До полной луны», — сказал Уйго. «Ты поможешь мне, Уйго? Надо будет уговорить всех береговых переселиться на гору». «Нет, Прохор Семёныч, — покачал головой тот. — Боле не смогу я помогать вам, потому что ухожу к своему народу — сделать то, ради чего я явился в этот мир. Прощай! Запомни только одно: слепые находят дорогу там, где зрячие ошибаются».

Сказал так большой унх и растворился среди сосен. С того дня никогда его не видели больше на этом берегу. Только сказки от него и остались: сказывают бабы таватуйские детишкам своим про огромного дикаря с чешуёй на груди, который говорил, не открывая рта, да врага своего мог в камень обращать. А те не верят — разве бывают в жизни такие чудеса?

Сказание о Катюшке

Ребятишкам таватуйским рассказы про завод ох как нравились! Наслушаются и бегут на берег, чтобы из песка да камней свой завод построить. В том потешном заводе было всё как в настоящем: и река с плотиной, и прорезы рабочие, по которым вода с плотины шла, чтобы колёса крутить. Рукастый Петруха Орлов даже колёса смастерил, маленькие, конечно, но совсем как всамделишние, со спицами и лопастями. Заводчиком Демидовым был конечно же Мишка Егоров, а управляющим — горластая сеструха его Дашка, которая лучше прочих умела прикрикнуть на остальных: «Работайте, дрань лесная! А не то я с вас семь шкур спущу! А ты вообще уходи отсюда, слепошарая, коли строить завод не можешь!». Это она кричала Катюшке Фроловой, которая робко поодаль стояла.

Катюшка та с малолетства глазами пуста была. Ей что ночь, что день — без разницы. Даже лица матери своей от других отличить не смогла бы. Зато чутьё у Катюшки был не в пример прочим: тёмною ночью она могла пройти сквозь лес пни разу ветки не задеть. А больше всего она любила на берегу сидеть, камушки перебирать да в воду кидать. Знал это дядька Егор Фёдоров, Панкратия внук, который Катюшку жалел и всячески приважал. Однажды подарил он ей кисет с камушками, да наказал ей беречь его, потому как это память, что от деда Панкратия досталась, которого таватуйцы как святого почитали.

Везде с собой Катюшка тот кисет носила, помнила Егоровы слова. Как прогонят её ребята, так шла она вправо по берегу до тех пор пока ни звуков, ни запахов от скита не доносилось. Садилась Катюшка на высокий камень да с камушками Панкратьевыми игралась: постучит камень о камень и слушает, как эхо отзывается.

Однажды почуяла она, что будто кто-то большой подошёл к ней с озера совсем близко. Дыханье незнакомое кто другой мог бы с ветром спутать, только не Катюшка, которой сызмальства уши глаза заменили. «Здравствуй, кто бы ты ни был! — сказала Катюшка. — Если не обидишь ты девушку убогую, то и я тебе ничего дурного не сделаю». «Здравствуй, девушка. Не жди зла от меня, а жди помощи, — ответил ей глубокий голос, такой, словно само озеро говорило. — Камни, что ты в руках держишь — не простые, они были в давние времена Панкратию Фёдорову даны, чтобы он моей помощью пользоваться смог, когда в том нужда была. Пока эти камни у тебя, я тебе служить буду. Скажи мне, в чём твоя нужда?»

Улыбнулась Катюшка, потому что ей вдруг спокойно на сердце сделалось. «Хочу я того, в чём Господь мне отказал. — Вздохнула она. — Хочу увидеть Таватуй-озеро, берега его, завод Верх-Нейвинский, хочу увидеть птиц и рыб, хочу увидеть лицо матушки любимой… Только никто таких хотений выполнить не в силах, потому как вместо глаз у меня камни». Сказала она так и заплакала.

«Зря ты Господа коришь, зря отчаянию отдаёшься, потому как не глазами, а сердцем человек зрит. Слепы те, у кого глаза на месте, а вместо сердца — камень, а твоему сердцу доброму весь мир открыт. Иди ко мне — и ты сама всё увидишь».

Пошла на голос Катюшка и удивилась: думала она, что в озеро зайдёт, а пришлось в гору лезть. А гора та будто живая была — камни да деревья шевелятся, карабкаться ей помогают.

«А теперь клади свою руку сюда», — сказал голос.