— Абсолютно с вами согласна. — Подтвердила Като. — Только стрелу жалко тупить об его шкуру.
Кот закрыл пасть и шумно сглотнул.
— Шкуру продать можно будет, — резонно заметил мужчина.
— Кто бы на нее еще позарился! Котяра выделки не стоит, — девушка продолжала разыгрывать негодование и презрение по отношению к своему компаньону.
Как только арбалетчик собрался что-то ответить Като, кот одним прыжком развернулся и унесся на предельной скорости в лес, петляя между деревьями, подальше от этих двух живодеров.
Незнакомец из трактира, не ожидавший такого поворота событий, выстрелил наудачу, не успев должно прицелиться.
Арбалет звонко и безжалостно звякнул, стрела пролетела мимо, Гард продолжал улепетывать со всех лап, и скоро скрылся из поля зрения, благо, в ночной Тьме это было несложно. Мужчина, раздосадованный промахом, буркнул Като что-то на прощанье и вошел в светящийся прямоугольник, источавший шум пьянки и умопомрачительные ароматы готовящейся пищи.
Когда Като добралась до хижины, Гард уже был там. Он смерил Като уничтожающим взглядом, и, свернувшись в клубок у камина, демонстративно отвернулся к стенке.
Като подбросила хвороста в огонь, разогрела ворованную на сельских полях картошку и не спеша начала трапезу. Покончив с более чем скромным ужином и присев поближе к кружку света свечного огарка, она принялась выстругивать деревянную стрелу — взамен потерянных серебряных.
— Мне показалось, или ты на меня в обиде? — Осторожно начала она.
— Нет, что ты, — услышала она полный горького сарказма ответ.
— Если бы я вступилась за тебя, сказала бы «нет, не убивайте его!», арбалетчик бы подумал, что мы заодно и пришил бы нас обоих.
Кот не выдержал и повернулся к Като. Глаза его полыхали ярче, чем огонь в очаге и тусклый свет свечи вместе взятые.
— А что, нет? А так я отвлекла его и дала тебе шанс уйти.
— Шанс, — Кот горько усмехнулся. — А что, если бы он попал в меня? Так сказать, затупил стрелу-другую? Ты об этом не подумала?
— А нечего было выскакивать тогда, с самого начала ты все испортил и весь мой план тебе, котяра, под хвост!
— Так у тебя был какой-то план? — Наигранно удивился Гард. Он из последних сил сдерживался, чтобы не повысить голос, как Като. — Ах, ну да, зачем делиться своими планами с каким-то наглым зверьем типа меня. Моя шкура ведь этого не стоит.
Като молчала.
— Ты же у нас самая умная, Эйнштейн Ульмского леса. — Внутри у Гарда все кипело, но он старался не подавать виду. — По теории вероятности что ли просчитала, что стрела в меня не попадет, не иначе.
Като молчала, сосредоточенно продолжая выстругивать стрелу.
— Кстати о шкурах. Ты ведь не думаешь, что я в восторге от бытия котом? Ты собираешься воровать картошку — хорошо, я с тобой. Мы пытаемся украсть для тебя лошадь — я снова участвую в твоих авантюрах.
Кот сделал паузу.
— А ты не думала, Като, о том, что испив этого чертова зелья из твоей бутыли, я больше не чувствую себя в безопасности? Потому что всякие охотники с арбалетами, приняв меня за хищного зверя, в любой момент могут выстрелить раньше, чем я успею открыть рот и сказать хоть слово?
Как только Като собралась сказать что-то в свое оправдание — кот демонстративно отвернулся, свернувшись калачиком на полу у очага. Ей оставалось лишь затушить свечу и в свою очередь зарыться в овчину на скрипучей кровати.
Все следующее утро Гард не открывал рта в присутствии Като, и только вечером его обида мало-помалу улеглась, на кошачьей морде заиграла довольная улыбка не без доли коварства.
— Собирайся.
Като, уставшая после неудачной охоты, только-только повесила оружие на стену и присела отдохнуть, и не торопилась выполнять кошачьи указки.
— Здесь неподалеку пастухи перегоняют откуда-то с юго-запада отару прекрасных черных курдючных барашков. Там, ближе к тропе в горы.
— Тебе бараньего шашлыка захотелось, гурман чертов?
— Домашнего барана я в своем кошачьем теле в состоянии прирезать и вкусить самостоятельно где-нибудь в кустах, без твоей помощи.
Като кинула на кота полный возмущения взгляд. Так вот, значит, что он там вкушает, пока она довольствуется краденой картошкой?
— Я тебя не за баранами зову, Като. Пастухи, скорее всего, уже давно спят, а их лошади остались без присмотра.
— У них что же, нет пастушьих собак? — С сомнением выцедила Като.
Гард лишь помотал кошачьей головой из стороны в сторону и заторопился выйти из хижины.
— Прихватила бы ты лук на всякий случай.
Като чувствовала, как тревожно забилось сердце. Внутренний голос сеял в ней одной зерно сомнения за другим: «Породные овцы без присмотра? Ни одной пастушьей собаки? Что-то котяра опять напутал». Но она упорно отгоняла прочь все его послания и предупреждения, принимая за трусость.