— Да, — ответствовала она, — и погубил бы тебя, если б я хоть чуть не ускорила тебя избавить; но теперь тебе опасаться более нечего, ты слышал сам, что главная волшебница приказывала Влегону; повеления ее преступить он не смеет, хотя б еще во сто раз сильнее был. Ну, прости, любезный Силослав, нам должно теперь расстаться, и дом сей не может здесь более получаса пробыть, и я также должна следовать туда, куда зовет меня должность моя; ступай, ищи своей возлюбленной. Если будешь наблюдать должность ироя, получишь все. Более тебе сказать не смею, прощай!
С сим словом она исчезла, дом пропал, а он остался на берегу морском, усыпанном каменьями, в которые ярые волны ударяя, производили страшный шум.
Если б не был он славянин, то, конечно, отчаялся бы при случае сем жизни и умер бы от ужаса на сем пустом берегу, причем окружающие оный дремучие леса, неприступные и ужасные пещеры усугубляли его страх. Свирепые звери рыскали без боязни повсюду; и хотя он их и не опасался, однако ж не имел он от них никакого увеселения. Причем восстала ужасная буря, свирепые вихри летали, яряся, по горам, ломали деревья, а иные вырывали с кореньем, отчего делался превеликий треск; темные и угрюмые тучи наводили мрак темнейшей ночи и проливали пресильный дождь; молния, гром и град привели Силослава в ужас. Хотя храбрость его была велика, но в рассуждении природы он был не что иное, как ее создание. Итак, начал он искать убежища, но беспрестанный блеск молнии затмевал почти его зрение, а частое сплетение дерев прекращало его путь; наконец, укрылся он под их ветвями и стал несколько безопасен от суровости погоды.
Когда усмирели ветры и буря начала утихать, тогда багряная Зимцерла взошла уже на небо, а сияющий Световид, следуя за нею, согревал землю. В то время проснувшись, Силослав прогуливался по лесу и услышал идущего человека, который воспевал песнь, сделанную в честь Перуну. Человек сей имел на себе покойное и несветское платье и притом казался больше роскошным, нежели постником.
— Я радуюсь, — говорил он, увидя Силослава, — что нахожу здесь человека, а радость бы моя была еще большею, если б ты был чужестранец.
Такое приветствие весьма удивило Силослава.
— Я, может, этим несчастлив, что ношу на себе действительно такое имя, — отвечал он.
— Никак, а я тем только счастлив, — ответствовал незнакомый, — и прошу тебя последовать за мною.
Потом пришли они в пространное подземное жилище, которое освещено было хрустальными лампадами. Уборы и порядок оного показывали место сие обитанием разумного и добродетельного человека, вид мужа того казался кротким и добродетельным. По приходе в пещеру приказал он тотчас служителю своему переменить на Силославе платье, которое вымочено было дождем. Тотчас подали ему изрядную и покойную одежду. По многих приветствиях с обеих сторон и когда уже они довольно опознались, тогда Силослав спрашивал его учтивым образом о причине его уединения.
— Я охотно рассказать тебе оное соглашаюсь, — ответствовал ему старик. — Из повести моей ты познаешь, что несчастье на того стремится свирепее, кто на высшей пред прочими степени и думает о себе, что он счастливее всех смертных; я могу назваться истинным примером сего льстивого счастья и игралищем его непостоянства. Все я видел на свете, все пересмотрел и был всему подвержен. От самого моего рождения был я прежде несчастлив, потом в оном посредствен, посем благополучен и преблажен, а на конец наинесчастливейший из всех смертных, а теперь благополучен.
Силослав весьма удивился толь чудесному обращению судьбы его и просил его нетерпеливым образом рассказать свои приключения.
— С охотою, — ответствовал старик, — я тебя уведомлю о всех со мною происшествиях от рождения моего до сего часа»; потом, несколько подумав, начал он таким образом.
Похождения Славурона