Сказания о Титанах

-- Не слетали. Только нимфы речные... А теперь и мне снятся Обманы, вылетающие из преисподней. Помню, когда-то прилетали ко мне, как лебеди, Бури. Да, теперь я знаю Геракла. Он -- Неотступный... Помнишь, Атлант, ту златорогую лань Артемиды, подругу Плеяд? Рядом с ней задыхался Ветер от бега и держался, ухватившись за ее рога золотые, чтобы укрыть свой позор. Ни стрела, ни копье не могли догнать эту лань. И была она сильнее Немейского льва. Но за нею погнался Геракл, из Аркадии выгнал. День за днем, за неделей неделю, за месяцем месяц гнал ее неустанно: от реки к реке, от горы к горе, от ущелья в ущелье, от бора в бор. Не давал ей нагнуться к траве, на бегу срезать зубом лист над тропинкой. Только воду не смог он отнять! Плыла и пила. Он -- за нею. Так он гнал золоторогую лань, Неотступный, без помощи бога. Обогнули они вдвоем всю землю и вернулись к Аркадии. Уже не было у лани сил -- только кости бежали и тень. И подумала лань: "Есть спасенье на Чудо-горе. Там поток, там Ладон". И к Ладону направила лань свои слабые ноги. Только где же Чудо-гора? Где поток? Один берег нашла в котловине. Кругом воды чужие в котле туманов. А другого берега не было: лишь стена вдали перед нею. Тогда воззвала ко мне гонимая лань: "Дай спасенье, Ладон!" Но ответом ей было безмолвие. Здесь настиг лань Геракл. Поплыла она, закружилась в чужих водах. А Геракл встал на берегу. Лук в руке. Ждет и смотрит. Берег только один. И ей некуда... Не спеша пронзила стрела... Рассказал мне об этом Тайгет после битвы Атланта с Кронидом. Снова умолкли титаны: Гора-Человек и Змей-исполин.

Тих был голос Атланта:

-- Скоро выпорхнут на небесную дорогу Плеяды. Я люблю их гурьбу и алмазное веселье.

И хотел Атлант, как бывало в Аркадии, запрокинуть назад голову и вглядеться в небо. Но не откинулась назад поникшая под тяжестью небосвода голова. Не разогнулась шея, окаменевшая над горбами плеч.

-- Что ты ищешь, Атлант, звездных девушек на небе?-- спросил Змей, опуская веки.-- Еще не выбежали Плеяды. К их восходу поют Геспериды и навевают мне сон.

-- Где теперь вечерние девоптицы?

-- Дремлют.

И опять умолкли титаны: и Гора-Человек и Змей-великан. Будто все рассказали друг другу, о чем думали тысячу лет. Но осталось еще последнее слово, и оно прозвучало:

-- Дай мне три золотых яблока для Геракла, Ладон.

-- Возьми, пока дремлют Геспериды. И закрыл дракон, страж сада, змеиные веки и замер. Бережно протянул титан каменные ладони к трем яблокам, висящим на самом маленьком пальце могучей ветви-руки. Тусклым золотом отливали плоды. Бережно коснулся титан их ножки. Бережно отломил ее ногтем. И тотчас на то место, где от ветви отломилась ножка яблок-сестер, набежала амброзийная капля. Затянуло ранку серебром. И уже новый росток выпрыснул нежной почкой из засеребренного места.

На каменных ладонях Атланта, как на выгнутом блюде, лежали три золотых яблока из сада Гесперид.

Всходил Вечер, звездный юноша Геспер, звездою в Гиперборее. В такой вечер гранатовое небо заката словно давит на воды океана.

-- Я иду, Форкид,-- сказал Атлант.-- Мне пора. Атлант обещал Гераклу вернуться, когда Геспер взойдет.

-- Иди,-- ответил Змей; но веки не поднял.

И шагнул Гора-Человек.

Уже второй шаг хотел сделать Атлант, выйдя из сада, когда раздался ему вдогонку шипящий, пронзительный крик Змея:

-- Атлант, Атлант, пусть он держит небо -- не ты! В изумлении остановился титан. Обернулся плечами и лицом в сторону, откуда доносился крик.

Торжество и коварство звучало в голосе Змея. Не таким знал Атлант Ладона, вечного титана Чудо-горы. Спросил:

-- Тебя я слышу, Ладон?

И еще громче, и резче, и злораднее повторил голос Змея:

-- Пусть о н держит небо -- не т ы !

С протянутыми перед собою каменными ладонями, на которых лежали три золотых яблока, стоял Небодержатель и медленнно вдумывался в слова Змея, повторяя их мыслью, как эхо: "Пусть о н держит небо -- не т ы !".

Медленно, жерновом титановой правды, крепкой, как адамант, перемалывал Атлант в своем сердце слова Змея, что не он, Атлант, будет Небодержателем, а Геракл. Какие-то древние глыбы нерушимых заветов переворачивались в сердце титана, и под седым мхом высоко вздымалась полуокаменевшая грудь.

"Пусть о н держит небо!"

И, сам еще не постигая, что говорит его титановой мысли голос сердца, словно разрывая невидимые цепи, вдруг высоко поднял Атлант вольные руки к небу, роняя из разведенных ладоней золотые яблоки наземь, и, ликуя, воскликнул:

-- Так пусть же о н держит небо!

Не опуская рук, изогнув в пояснице века не сгибавшееся назад гранитоподобное тело, смотрел Атлант с запрокинутой головой на далекую померкшую дорогу Солнца, над которой замерцали Плеяды, и рассмеялся, как юноша.

Ни Небо-Уран, ни праматерь Гея-Земля тысячелетия уже не слыхали, чтобы вновь на земле так юно смеялся древний титан.

Не знала мысль мудрого Атланта от века хитрости. Прям был Атлант. Как омфалос, пуп земли, было крепко и верно его слово. И не знал он, что меж корней всего сущего, свисающих под тартаром в великую Бездну Вихрей, живет Эрида-Распря.