Смотрит Идас, вот снова вздыбилась конь-волна, еще выше прежней. И уже не то что шея, но и ноги конские взвились, взбили воду пеной и в глубину опрокинулись. Только конский хвост, змеясь, разбегается широко жемчужным снопом по зыби вод.
Эх, не подстерег Идас коня! Погоди же, выловит он морскую волну из моря!
Вперед подался Идас, напружинился... А тут, откуда ни возьмись, как полыхнет Вихрь крылом по морю! Выше Идаса взыграла волна, а вот снова вздыбилась она гривастым конем из пучины.
Кинулся Идас к коню-волне в море, обнял его руками -- в обхват -- за шею и вскочил ему на хребет. Тут как фыркнет конь! Брызги кругом. Алые ноздри зазияли. А морской Вихрь только этого и ждал. Разом взлетел коню в раздутые ноздри, еще шире раздул их -- и взмыл из вод Вихрь-конь морской. Так и прянул с Идасом на береговую кручь.
Да, и конь же под Идасом! Несет его Вихрь-конь к хороводу нимф -- так несет, словно гонится он за сердцем Идаса, еще быстрее скачущим, чем сам Вихрь-конь.
Подскакал Идас к хороводу нимф. Кружится хоровод. Пляшет в его широком кругу нимфа Марпесса. И видит Марпесса: рядом с ней страшный всадник. Встал перед нимфой, словно в землю врос, и обдал ее таким жаром любви, что мгновенно выпрыснули из-под стоп Марпессы, из земли, огненные цветы, и воздух над тем берегом реки, где дремал речной бог Эвен, взвился кверху розовым паром и занавесил от него и хоровод и всадника на Вихре-коне.
Едва увидела неистового Идаса Марпесса, едва ощутила жар его любви, как вспыхнуло в ней все, что только может запылать в сердце речной нимфы. И уже сами по себе и ноги, и руки, и все тело плясуньи заплясали пляску любви.
Кружится всадник на Вихре-коне вокруг пляшущей Марпессы. Все быстрее кружится, все бешенее. Будто в воронку вихревую затягивает Марпессу. И схватили вдруг чудо-плясунью чьи-то руки,-- и уже несется, летит она в объятиях Идаса по земле, или над землей, или кто его знает где...
Ужаснулись нимфы-подруги, подняли крик. Пробудился от крика речной бог Эвен. Только метнул взор в облачную даль, как все понял. И коней еще не кликнул, как уже выбежали из реки речные кони в беговой колеснице. Прыгнул в нее Эвен, натянул струистые вожжи и понесся в погоню за беглецами.
Страшен обманутый речной бог! Местью дышит-течет. Кто нарушил его речную волю? Кто похитил у Эвена Марпессу? Будь он смертным, будь он бессмертным -- не ускакать ему от Эвеновых речных коней.
Ну и бег! Зарницы и те замигали от удивления глазами.
Ну и кони!
Быстр и стремителен горный поток. Быстры и стремительны его бурные волны. И все же короток их речной скок по сравнению с махом морским.
Домчатся речные волны до моря. Вбегут в море, погонятся всей резвостью за морскими бегунами. А те как пойдут океанским махом от них, так одно и останется речным волнам -- нырнуть в морскую глубь и кануть в ней навек.
Но у Эвена не волны, а речные кони. Тем в глубь моря не нырнуть: солеными станут, а морским бегунам не уступят.
В родную Мессению несет Идаса с Марпессой Вихрь-конь морской. Что ему волны моря! Скатерть. Перенесет через море -- догоняй тогда Идаса.
Знает Эвен: преграждает беглецам путь к морскому заливу горный поток -свирепый Ликормас. Рогаты у Ликормаса волны. Да полно, волны ли это? И кто мог сказать: волны? Не волны они, а волки. И не волки, а быки -- крутоплясы трирогие. Выставил Ликормас во все стороны, от берега до берега, рога, будто острия подводных камней. А вокруг тех рогов-камней хлещут по плечам, по ногам, по глазам бычьи хвосты, крутятся водоворотами, тащат в какие-то клокочущие пасти. А тут спереди, сзади, с боков бодают тебя каменные рога: саданут, швырнут -- и в клочья...
Дикий зверь не переплывет через этот поток. Рыба и та разобьется в его водоворотах или выбросится, вся ошалелая и истерзанная, на берег, и даже охнет от ужаса, хотя она и рыба.
Мчится Вихрь-конь по ущельям Этолии -- со стремнины на стремнину, с хребта на хребет: прыгнет в пропасть, скакнет на вершину, но нет ему для полного бега раздолья.
Мчатся вслед за ним резво-звонко речные кони; звенят струистые вожжи на их боках, и слышен беглецам зычный голос Эвена:
-- О, и высока же ты будешь, сосна частокола! Ох, и заострю же я тебя остро! Будет на ней торчать голова Идаса. Вырву я, Идас, твои глаза, залью, Идас, твои глазницы смолой; зажгу я эту смолу, и будут твои глазницы дымно гореть перед жилищем Эвена двумя маяками. Зарекутся искатели нимф похищать у Эвена Марпессу. Эй, наддайте, Эвеновы кони!
И кричат вслед Эвену речные боги, выдыбая из горных потоков:
-- Нагоняй, Эвен, нагоняй! Не уйти в горах морскому бегуну Вихрю от речных скакунов.
И несется вслед за ними, как бешеная, нимфа Эхо, и кажется, во все стороны разбегаются от нее по горам и теснинам сотни тысячеголосых подруг.
Ну и бег! Ну и кони! Ну и погоня!
Не знал Идас страха, принял бы он бой с Эвеном, но в руках у него Марпесса. И не оторвать ему от Марпессы рук. Ведь каждый палец руки любит Марпессу. И изгиб локтя ее любит, и плечо любит. Разве выпустят они ее из рук? А без рук -- чем же биться тогда могучему Идасу?