Сказания о воинах-зверях

Разумеется, с победой христианства мечи более не освящают при помощи рунических заклятий, хотя вполне вероятно, что в тайных закопченных мастерских германские кузнецы по-прежнему нашептывают за работой древние священные песнопения-заклинания (упоминавшиеся выше carmina), заклиная владыку подземного царства. Быть может, в намерения тех, кто распространял среди бывших язычников христианство, входило, чтобы освящение оружия соответствовало двум взаимодополняющим целям: во-первых, ввести в круг христианской культуры, так сказать, «окрестить» древний священный обычай; во-вторых, изгнать во имя Христа бесовские, демонские, дьявольские силы, гнездящиеся в оружии, очистить от них последнее прибежище старых языческих богов. Литургическое освящение сменяет древний магический ритуал. Вместо рун – надписи, в том числе и религиозного содержания. Не исключено, что справедливо мнение, будто в ходе принесении присяги в христианскую эпоху главное значение имел не клинок меча, а рукоятка. Действительно, в Средние века рукоятка меча все чаще использовалась в качестве реликвария, или мощевика, то есть хранилища реликвий (например, мощей какого-либо христианского святого). Приобретение рукояткой меча крестообразной формы могло привести при совершении ритуального акта к «исчезновению» функциональной значимости меча как орудия войны. Он становился символом, священным предметом. Однако христианское Средневековье, хотя и пыталось заменить оружие святыми мощами при принесении присяги, в конце концов предпочло двусмысленность, заключив реликвии в рукоятку холодного оружия.

С одной стороны, речь шла, по сути дела, об ассоциативной связи между хранилищем святынь и оружием, устанавливавшейся с той целью, чтобы клялись на святыне, а не на оружии как таковом; при этом отнюдь не страдали традиционные чувства германского воина, в нем не возбуждались отрицательные эмоции по отношению к новой религии. Но с другой стороны, не имеем ли мы дело с неким экспериментом, если и не магическим по своей сути, то уж, во всяком случае, имеющим определенный магический компонент? Вделанные в рукоять святыни, быть может, увеличивали силу оружия, обеспечивая неуязвимость своего хозяина наподобие волшебных, сказочных мечей германского эпоса, тех самых, которые пели и жаждали кровопролития. Сама крестовина рукоятки меча на протяжении всего «золотого времени» рыцарства, не выполняла ли она апотропеическую функцию? «Се Крест Господен, которого бегут враги», – гласила, например, ритуальная формула поклонения Святому Распятию. Снова война как психо-махия. В эту концепцию прекрасным образом вписывается и этот элемент.

Вспомним великолепный пример оружия – хранилища святыни.

В рукоятку своего меча-спаты Дюрандаль отважный паладин императора Запада Карла Великого граф Роланд (порой одержимый «неистовством», если верить «Неистовому Роланду» Ариосто), вделал: каплю крови святого Василия Великого, нетленный зуб святого Петра, власы Дионисия – человека Божия, обрывок ризы Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии. В рукоятке другого меча хранился гвоздь из Голгофского Креста. Воин, присягнувший на подобной святыне и нарушивший данное слово, был уже не просто клятвопреступником. Он совершал святотатство.

Христианские нововведения на примере святынь достаточно очевидны. Но была и невидимая сторона оружия, действовавшего в рыцарском эпосе. Оно по-прежнему не порывало с дохристианской германской мифологией. Его нарекали собственным именем: Дюрандаль («Крепчайший» – меч Роланда), Альтклэр («Светлейший» – меч Оливьера, соратника Роланда), Жуаез («Радостный» – меч Карла Великого), Экскалибур (меч легендарного короля Артура Пендрагона).