День для гуляния выбрали по осеннему погожий, солнечный. Невесту обрядили в бусы да серебро, сарафан на ней алый, рубашка нижняя белее снега с расшитыми краями рукавов. Щеки румяные, взор смущенно опущен, когда она подходила за благословением сначала к своим родителям, потом к родителям мужа, перед каждыми поклоны били новобрачные. Девки деревенские пели им песни величавные, водили вокруг возведенного костра. Потом был пир на две стаи — ведь не просто так, а дети вожаков женятся! Столы ломились от угощений. Сколько раз призывали целоваться молодых троекратно — не сосчитать.
Пришло время проводить мужа и жену в опочивальню. Шли они, а следом выли девки о доле бабьей, причитая на все лады, пока не закрылась за ними дверь. Стояла, опустив взор, молодая жена перед мужем, все внутри трепыхалось, словно лист на ветру. Разорвал одним движением алый сарафан, зацепив нитки бус, упал он к ногам, рассыпались по полу цветные горошины, следом упала разорванная нижняя рубаха и предстала она перед ним, как луна в полнолуние — чистая, светлая. Не умел быть Родно с бабами нежным, быстро разделся, повалив жену на не расстеленную кровать, врываясь в ее тело, словно насильник. Крик окрестил все уголки спаленки, но не остановил молодого мужа. Двигаясь все быстрее, разрешился он в нее с рыком, перекатился на бок, небрежно заметив:
— Утрись нижней рубахой, неча передо мной своей кровью кичиться! Да спать иди. — сам поднялся с кроати, утерся ее же рубахой, оделся и вышел к гостям.
Ждала свадьбу юная Угода — дождалась. Ждала первой нежной ночи, получив насилие. Одним разом сломал ее молодой супруг, словно гулящую девку взял и бросил в брачную ночь. Тихонько подвывая, сползла она с высокой кровати, внутри все отозвалось болью, вытерлась своей белой рубахой, опустилась на стылый пол, призывая матушку-смерть. Не о такой жизни она грезила, когда увидела Родно, не так представляла его в своих девичьих мыслях. Скорчившись возле кровати.
Лежала она, зажав запачканную рубашку в пальцах. Что сделал Родно с молодой женой? Что порушил в ней? Только нашли ее поутру уже окоченевшую. Видел Гордей, что веселится его зять вместе со всеми. Спрашивал, почему не с женой? Тот отвечал, что ей занеможилось. Свадьба плавно перетекла в похороны. Не простили Замяте и его внуку смерти юной внучки в первую брачную ночь. Не оставили, как положено, жену на погосте в стае мужа, а, завернув в холстину, увезли с собой с проклятиями на весь их род до седьмого колена.
После отъезда печального обоза из восьми повозок, Замята набросился на внука:
— Ты что с ней сделал, щенок?
— А что делают с бабами? — пытался оправдаться Родно, но еще крепкий дет отвесил ему солидную пощечину.
— За что? — взревел новоявленный вдовец.
— С бабами надо, как с детьми в первую ночь, а ты… пакость, — сплюнул он под ноги внуку и ушел в свой дом.
Остался стоять Родно у крыльца родительского дома в недоумении: что сделал-то не так? Все было, как всегда! Ни одна баба не обижалась на его прыть, а эта сразу смёрла. Дура! Всю свадьбу испортила! Ну и ладно, не такая нежная. Окинул он взглядом тех из стаи, кто стоял, наблюдая за перепалкой, злым взглядом и скрылся за дверью. Мать с бабкой кинулись ему навстречу:
— Ты не переживай, мы тебе другую сыщем, — шептала Цветана.
— Я сам себе найду, — стараясь вырваться из их рук, вошел в свою спальню.
Постель уже перестелили, чтобы не были видны следы прошедшей ночи, но из памяти-то куда денешь крик молодой жены. Он ведь думал, что они все так орут в первый раз. Стряхнул с себя воспоминания, разделся и завалился спать.
Весь вечер и ночь проспали рядом Ждан со Жданкой. Скрывая ее от ночной прохлады, белый укрыл ее лапой, хотя в такой шубе погода была нипочем. Конец лета не зима, чтобы замерзнуть, но так приятно было чувствовать ее запах, тело… Он шумно вдохнул аромат ее шерсти, почувствовал, что она проснулась, довольно зевнув.
«Надо в стаю, а то потеряют нас», — потерлась ухом о его шею.
«Не потеряют», — успокоил Ждан. — «Нам давно можно было быть вместе, но согласна ли ты?»
«Мне с тобой ничего не страшно», — она лизнула его. — «Все и так сегодня подумают, что мы не просто так уединились».
«Тревожишься за свою честь?»
«Ко мне все равно никто из волков не подойдет. Все знают, что твоя нареченная».
«Когда же, Жданка?» — он засопел ей между ушами.
«Да хоть завтра, любый» — прижалась спиной к его груди между лап.
«Значит, сегодня надо поговорить с вожаком о свадьбе».
«Зачем она мне? Дом мне тятя выстроил, туда меня и приведешь сегодня».
Жарко стало от простых слов Жданки. Согласится ли Лютомир отдать ее ему без свадьбы? Хотя, за любого эта заноза любого уговорит. А отец на поводу пойдет.
Глава 17