12) Государю говорить об этом должно редко и осторожно, напротив, надобно заботиться о том, чтобы не от него началась речь.
13) Пусть сами русские первые предложат о некоторых неважных предметах веры, требующих преобразований, которые могут проложить путь унии… При случае намекнуть на устройство Католической церкви для соревнования… Издать закон, чтобы все подведено было под постановление соборов и отцов греческих, и поручить исполнение закона людям благонадежным, приверженцам унии. Возникнут споры, дойдет дело до государя, который, конечно, может назначить собор, а там с Божией помощью может быть преступлено и к унии.
14) Намекнуть черному духовенству о льготах, белому о достоинстве, народу о свободе, всем о рабстве греков, которых можно освободить только посредством унии с государями христианскими.
15) Хорошо, если бы поляки набрали здесь молодых людей и отдали бы их в Польше учиться отцам-иезуитам…»
Для исполнения присланного наказа Вору необходимо было овладеть Москвой и низложить Шуйского, но до этого было еще очень далеко, а между тем наступила осень; воровским войскам надо было прежде всего подумать, как удобнее провести зиму и запереть со всех сторон Москву, чтобы лишить ее подвоза продовольствия.
Тушино стало быстро обстраиваться: сперва рыли только землянки и делали стойла для лошадей из хвороста и соломы. Но полякам и другим воровским отрядам скоро надоело жить в землянках: тогда они начали разбирать в ближайших деревнях избы и перевозить их себе в «обоз»: иной ставил себе по две, по три избы; землянки же обращали в погреба для вина. Вору и Марине были выстроены большие хоромы посреди стана. Всего воровских войск было: польской конницы 18 тысяч человек, польской пехоты – 2 тысячи человек, запорожцев – 13 тысяч человек, донцов – 15 тысяч и множество русских воровских шаек, которых поляки из опасения к себе в стан не пускали. Продовольствие доставлялось из завоеванных областей, для чего последние были поделены между отрядами. Как только выпал первый снег, огромные обозы потянулись по первопутку со всяким добром к Тушину. На роту приходилось по тысяче и более возов; «везли чего только душа хотела», – говорит один из поляков.
У Тушинского стана сходились все дороги на Москву, шедшие из Твери и Смоленска; дороги к столице через Тулу и Калугу шли также по местностям, охваченным мятежом, а поэтому продовольствие осажденным в Москве идти по ним не могло. Но оставались еще пути с севера и востока, которые спешили занять воровские воеводы, чтобы совершенно отрезать Шуйского и москвичей от сообщения с внешним миром.
Уже в сентябре 1608 года Сапега, соперничавший с Рожинским из-за первенства в воровском стане, был послан вместе с Лисовским в обход Москвы на северные дороги, а к Коломне двинулся пан Хмелевский, чтобы занятием этого города прекратить сообщение Москвы с богатой Рязанской областью; вероятно, Хмелевский должен был войти в связь с Сапегой и Лисовским к востоку от Москвы и, таким образом, совершенно замкнуть кольцо вокруг нее, но это удалось совершить полякам лишь отчасти. Сапега, выйдя из Тушина, наголову разбил на Ярославской дороге большое московское войско с князем Иваном Ивановичем Шуйским во главе, занял затем Дмитров и приступил к осаде Троице-Сергиевой лавры, этого «курятника», как называли ее с презрением поляки, а Лисовский двинул свой отряд на Суздаль и Шую и быстро подчинил власти Вора все суздальские и владимирские места, причем владимирский воевода Иван Годунов поспешил отправить сказать в Коломну, чтобы там не стояли «против Бога и государя своего прирожденного» – царя Димитрия. Однако сидевшие в Коломне войска оставались верными своей присяге Шуйскому. Они вышли против Хмелевского и разбили его. Присланный же из Москвы на подмогу в Коломну князь Димитрий Михайлович Пожарский двинулся из нее против воров, шедших к Коломне от Владимира, и также наголову разбил их. Затем, как увидим, все усилия поляков разбились и о «курятник» – об обитель Живоначальной Троицы.
Тем не менее утверждение Вора в Тушине и ряд успехов, одержанных его войсками, вызвали большое уныние как в самой Москве, так и в областях, остававшихся еще верными Шуйскому, и производили все большую и большую шатость. Особенно развилась эта шатость после сражения на Ходынском поле. «После того бою, – говорит один современник, – учали с Москвы в Тушино отъезжати стольники и стряпчие, и дворяне московские, и городовые дворяне, и дети боярские, и всякие люди».
Рядом с Москвой и сидевшим в ней нелюбимым всеми «боярским царем», или «полуцарем» Василием Ивановичем Шуйским выросла другая столица, где властвовал «царик», как называли Вора поляки, где было весело, шумно и пьяно и где всех принимали ласково и с большим пожалованием.